— Охъ, ужь и не говори! Я только-что начинала имть о ней хорошее мнніе, а теперь мн кажется, что она совсмъ развратилась. Когда докторъ ушолъ, она приоткрыла занавсъ и глядла за меня, будто хотла что-то сказать (ужь не знаю какъ она все слышала; мы были у самаго окна и говорили очень тихо) Ну вотъ, я подошла къ ней, хоть ужь меня совсмъ отъ нея отвратило. Чтоже она? шепчетъ мн, съ такою радостью: «Онъ сказалъ, что у меня будетъ ребенокъ, неправда ли?» Конечно я не могла этого скрыть отъ нея, однако сочла своею обязанностью отвтить ей холодно и строго. Но она точно и не смыслитъ какъ люди смотрятъ на такія вещи; она приняла это извстіе, какъ-будто иметъ право быть матерью. «Боже мой, говоритъ, благодарю тебя! О, какъ я буду стараться быть достойною!» Я ужь не могла дальше слушать и ушла вонъ.
— Кто же при ней?
— Мистриссъ Гогсъ. Мн кажется ея нравственность не такъ возмущена этимъ, какъ я ожидала.
Мистеръ Бенсонъ снова замолчалъ. Потомъ спустя нкоторое время, онъ началъ:
— Скажу теб, Фэсъ, что я смотрю на это дло не совсмъ потвоему и полагаю, что я правъ.
— Ты удивляешь меня, брать! Я тебя не понимаю.
— Постой, я хочу изложить теб ясно мои мысли, только не знаю съ чего начать, какъ все высказать.
— А помоему такъ довольно странно, что мы съ тобою объ этомъ толкуемъ; ужь только бы мн отдлаться отъ этой двчонки, даю слово, что я никогда боле не ввяжусь въ подобную исторію.
Братъ не слушалъ ея: онъ силился уяснить свои собственныя мысли.
— Такъ знай же, Фэсъ! сказалъ онъ: — что я радъ этому ребенку.
— Боже прости тебя, Сорстанъ! ты самъ не знаешь что говорить. Да это просто навожденіе, мой милый.
— Надюсь, что я не ошибаюсь. Я совершенно отличаю послдствія грха отъ самаго грха.
— Софизмы и навожденіе! ршительно заключила миссъ Бенсонъ.
— Совсмъ нтъ! возразилъ ея братъ, точно также ршительно: — въ глазахъ Бога эта двушка точно такова же, какъ еслибы прошлое не оставило на ней никакого слда. Вдь мы знали ея заблужденіе, Фэсъ.
— Да, но не о такомъ позор, не о такомъ клейм ея безчестія!
— Фэсъ! Фэсъ О прошу тебя, не говори такъ о невинномъ младенц, котораго Богъ посылаетъ матери можетъ-быть для того, чтобы возвратить ее къ нему. Припомни ея первыя слова — голосъ природы, вырвавшійся изъ ея сердца! Не обращается ли она къ Богу, не примиряется ли съ нимъ — «я буду достойною!» Это преобразовываетъ ее. Если до сихъ поръ она была себялюбива и легкомысленна, то вотъ врное средство заставить ее позабыть о себ, выучиться думать и заботиться о другихъ. Выучи ее (а не выучатъ люди, то выучитъ Богъ) уважать своего ребенка, и это уваженіе отклонитъ отъ нея всякій грхъ, возстановитъ ея чистоту.
Мистеръ Бенсонъ былъ сильно возбужденъ; онъ самъ себя не узнавалъ, но въ этотъ долгій вечеръ онъ усплъ многое передумать и умъ его былъ подготовленъ къ такому взгляду на предметъ.
— Это ужь что-то совсмъ новое для меня! холодно сказала миссъ Бенсонъ. — Перваго человка встрчаю въ моей жизни, который радуется рожденію незаконнаго ребенка. Признаюсь, нравственность этихъ убжденій кажется мн очень двусмысленною.
— Я не радуюсь. Я цлый вечеръ сегодня оплакивалъ грхъ, сгубившій это молодое созданіе. Я боялся, что возвращеніе къ сознанію будетъ для нея возвращеніемъ къ отчаянію. Я припоминалъ вс святыя слова, вс общанія кающемуся гршнику, припоминалъ безконечную любовь, которая возстановила и спасла Магдалину. Я строго упрекалъ себя въ робости, которая заставляла меня до сихъ поръ закрывать глаза, встрчаясь со зломъ этого рода. О, Фэсъ! и ты винишь меня въ двусмысленной нравственности, когда я теперь, боле чмъ когда-либо, стремлюсь поступить такъ, какъ поступилъ бы милосердый искупитель!
Онъ былъ въ сильнйшемъ волненіи. Миссъ Бенсонъ колебалась и наконецъ сказала уже нсколько смягчоннымъ тономъ:
— Но однако, Сорстанъ, вдь безъ этого несчастнаго ребенка, безъ этого плода грха, все дло могло бы быть поправлено, какъ ты самъ говорилъ.
— Правда, что свтъ длаетъ такихъ дтей несчастными, какъ он ни невинны, но сомнваюсь, чтобы это было сообразно съ божьею волею, хотя онъ можетъ-быть наказываетъ этимъ родителей. Кром того, презрніе, съ какимъ свтъ смотритъ на этихъ дтей, располагаетъ иногда сердце матери очерствть до ненависти, вмсто естественной любви. Стыдъ и страхъ осужденія близкихъ; смущаютъ ея умъ, извращаютъ самые святые инстинкты ея. А ужь что до отцовъ, то прости имъ Богъ! Я не могу, покрайней мр теперь.
Миссъ Бенсонъ раздумывала о томъ что говорилъ ея братъ. Наконецъ она спросила:
— Такъ какъ же по твоимъ теоріямъ, Сорстанъ (помни, что я не убждена), слдуетъ обращаться съ этою двушкою!
— Чтобы найти лучшій путь въ этомъ дл, нужно нкоторое время и нужно много христіанской любви. Я не мудрецъ, но помоему справедливость предписываетъ вотъ что.
Онъ подумалъ прежде чмъ изъяснить свою мысль.