Одного этого слова было достаточно чтобы они поняли другъ друга; тонъ, которымъ оно было произнесено, всегда имлъ надъ нею власть: это былъ тонъ удивленія и грустнаго упрека. Обыкновенно миссъ Бенсонъ пользовалась нкоторою властью надъ братомъ, благодаря своему ршительному характеру, а можетъ-быть, если доискиваться прямой причины всякому дйствію, и своей здоровой организаціи. Но по временамъ она склонялась передъ его дтски-чистою натурою и сознавала его превосходство надъ собою. Она была слишкомъ добра и чистосердечна чтобы скрывать это чувство или тяготиться имъ.
— Сорстанъ, мой милый, пойдемъ же къ ней! сказала она, ее много погодя.
Она съ нжною заботливостью помогла ему встать и подала ему руку, всходя долгимъ, утомительнымъ путемъ на гору; но приближаясь къ селенію, они не говоря ни слова перемнили положеніе и она длала видъ, что опирается на его руку. Онъ приосанился насколько могъ, проходя мимо жилищъ.
Дорогою они мало говорили. Онъ спрашивалъ у нея о нкоторыхъ членахъ его секты, такъ какъ онъ былъ пасторомъ конгрегаціи дисидентовъ въ одномъ провинціальномъ городк; она отвчала на его вопросы. Но ни тотъ, ни другой не упоминали о Руфи, хотя оба о ней думали.
Мистриссъ Гогсъ имла уже на-готов чай для призжей. Мистеръ Бенсонъ не могъ не ощутить нкотораго нетерпнія, глядя какъ сестра его медленно потягивала чай, передавая ему въ промежуткахъ мелкія подробности о домашнихъ длахъ, пропущенныя ею сначала.
— Мистеръ Бредшау не пускаетъ больше дтей къ Диксонамъ, потомучто они разъ вечеромъ играли въ шарады въ лицахъ.
— Въ самомъ дл? Еще хлба съ масломъ, Фэсъ?
— Благодарю. Этотъ валлійскій воздухъ должно-быть возбуждаетъ апетитъ. Мистеръ Бредшау уплатилъ арендный долгъ за бдную Меджи, чтобы спасти ее отъ рабочаго дома.
— Это хорошо. Хочешь еще чашку?
— Я ужь дв выпила. А впрочемъ пожалуй еще одну.
Мистеръ Бенсонъ не могъ подавить легкаго вздоха наливая ей чай. Ему казалось, что онъ никогда еще не видалъ такого голода и жажды у своей сестры. Онъ и не подозрвалъ, что пища была для нея въ эту минуту отсрочкою непріятному свиданію, которое, какъ ей было извстно, ожидало ее подъ конецъ. Но всему положенъ предлъ; положенъ онъ и чаю миссъ Бенсонъ.
— Хочешь теперь пойти къ ней?
— Пойдемъ.
Они отправились. Мистриссъ Гогсъ развсила кусокъ зеленаго коленкора въ вид венеціанской занавси, чтобы устранить послобденное солнце, и въ этомъ полусвт лежала Руфь, недвижимая и блая. Даже подготовленная расказами брата о положеніи Руфи, миссъ Бенсонъ была поражена этою мертвенною неподвижностью, — поражена до состраданія къ бдному, прелестному созданію, будто подкошенному смертью. Взглянувъ на больную, она уже не могла доле считать ее обманщицею или закоснлою гршницею: такихъ горе не убиваетъ до такой степени. Мистеръ Бенсонъ не столько глядлъ на Руфь, сколько на сестру: онъ читалъ на ея лиц какъ въ книг.
Мистриссъ Гогсъ стояла тутъ же и плакала.
Наконецъ мистеръ Бенсонъ дотронулся до сестры и они вышли изъ комнаты.
— Какъ ты полагаешь, останется она жива? спросилъ онъ.
— Незнаю! отвтила миссъ Бенсонъ смягченнымъ голосомъ. — Какъ она молода! почти ребенокъ! Эдакая бдняжка! Когда придетъ докторъ? Раскажи же мн о ней все, ты мн не расказывалъ подробностей.
Мистеръ Бенсонъ можетъ и говорилъ, но передъ этимъ она не слишкомъ внимательно его слушала и даже старалась обходить этотъ предметъ. Онъ былъ впрочемъ слишкомъ радъ, видя, что въ тепломъ сердц сестры пробудилось участіе къ Руфи, чтобы позволить себ малйшій упрекъ. Онъ расказалъ ей всю исторію, насколько могъ подробне, и будучи самъ тронутъ, говорилъ со всмъ краснорчіемъ сердца. Кончивъ, онъ взглянулъ на сестру: у обоихъ были на глазахъ слезы.
— Чтоже говоритъ докторъ? спросила она, помолчавъ.
— Прежде всего требуетъ для нея покоя; потомъ предписываетъ лекарства и крпкій бульонъ. Я всего не знаю; мистриссъ Гогсъ можетъ теб сообщить. Она такъ непоколебимо добра; вотъ ужъ можно сказать: «творитъ добро безъ расчета».
— У нея и видъ такой добрый и ласковый. Сегодня ночью я сама посижу у больной, а васъ съ мистриссъ Гогсъ уложу спать; вонъ вы оба какіе утомленные! Увренъ ли ты, что твой ушибъ прошолъ теб даромъ? Спина не болитъ теперь вовсе? Однако это очень хорошо, что она вернулась къ теб на помощь. Ты увренъ, что она бжала топиться?
— Я ни въ чемъ не увренъ, потомучто не распрашивалъ ее: она была въ такомъ положеніи, что ужь не до распросовъ. Однако насчетъ этого я не сомнваюсь. Но ты и не думай, Фэсъ, сидть эту ночь посл дороги.
— Отвчай же мн, чувствуешь ты еще что-нибудь посл паденія?
— Нтъ, такъ, почти ничего. Ты не сиди, Фэсъ, эту ночь.