Руфь (Без указания переводчика)

— Объ этомъ нечего толковать, Сорстанъ, — буду сидть. А если ты станешь противорчить, то я примусь за твою спину и налплю на нее пластырь. Объясни мн что значитъ это «почти ничего». А насчетъ меня чтобы ты былъ спокоенъ, такъ я теб вотъ что скажу: теб вдь извстно, что я еще никогда до этого не видывала горъ; теперь он меня такъ поразили, что мн ужь и не заснуть. Я должна не спать первую ночь и караулить какъ бы он не свалились на землю и не придавили всхъ насъ. Теперь отвчай ты на то что я у тебя спрашивала.

Миссъ Бенсонъ имла обычай всегда настоять на своемъ; если она чего желала, то желала сильно, съ толкомъ, и другіе уступали ей волей-неволей. Къ десяти часамъ она уже хозяйничала полнымъ властелиномъ въ маленькой комнат Руфи. Вс обстоятельства какъ нельзя боле располагали ее къ участію въ больной; самая зависимость отъ нея этого безпомощнаго существа склоняла къ нему ея сердце. Впродолженіе ночи ей показалось, что въ симптомахъ болзни произошло нкоторое улучшеніе и ей было пріятно, что оно послдовало именно тогда, когда больная перешла на ея попеченія.

А больной было лучше, это ясно. Въ глазахъ проявилось какъ-будто больше сознанія, хотя судя по тоскливому, безпокойному выраженію лица, страданія все еще были очень сильны. Около пяти часовъ утра, когда ужь впрочемъ совсмъ разсвло, миссъ Бенсонъ показалось, что губы больной шевелятся, будто что-то произнося. Она наклонила къ нимъ ухо.

— Кто вы? спросила Руфь самымъ слабымъ шопотомъ.

— Миссъ Бенсонъ, сестра мистера Бенсона, отвчала та.

Этотъ отвтъ ничего не объяснилъ Руфи; напротивъ того у нея, слабой тломъ и духомъ, задрожали губы и въ глазахъ выразился страхъ, какъ у малаго ребенка, который проснувшись видитъ чужое лицо, а не знакомыя, милыя черты матери или кормилицы, способной успокоить его трепещущее сердце.

Миссъ Бенсонъ взяла ея руку и начала ее ласково поглаживать.

— Не бойтесь, душечка; я вамъ другъ, я прихала затмъ, чтобы ходить за вами. Не выпьете ли теперь немножко чаю, моя милая?

Уже одинъ тонъ этихъ ласковыхъ словъ доказывалъ, что сердце миссъ Бенсонъ отомкнулось. Братъ ея былъ даже удивленъ, видя до чего возрасло ея участіе къ больной, когда пришолъ попозже навдаться. Нужны были вс убжденія мистриссъ Гогсъ и его собственныя, чтобы уговорить ее прилечь часа на два посл завтрака; но прежде чмъ лечь, она взяла съ него слово разбудить ее, когда придетъ докторъ. Но тотъ прихалъ уже вечеромъ. Больной было лучше, но это только снова привело ее къ сознанію ея несчастія, судя по слезамъ, тихо катившимся по ея блднымъ щекамъ; она не имла даже силы утереть ихъ. Мистеръ Бенсонъ цлый день оставался дома въ ожиданіи доктора, а теперь, сдавъ Руфь на руки сестр, онъ имлъ боле времени размышлять обо всхъ обстоятельствахъ этого дла насколько оно ему было извстно. Онъ припомнилъ первое впечатлніе, произведенное ею на него; ея маленькое личико, мелькавшее передъ нимъ, когда она оступалась на скользкихъ каменьяхъ, улыбаясь своему собственному затрудненію; счастливый, свтлый взглядъ ея глазъ, въ которыхъ словно отражался блескъ струившейся у ея ногъ воды. Вспомнилъ онъ потомъ измнившійся, испуганный взглядъ тхъ же самыхъ глазъ, когда ребенокъ отвергъ ея ласки; и наконецъ тотъ страшный вечеръ, когда онъ едва спасъ ее отъ самоубійства, и послдовавшее за тмъ полумертвое усыпленіе. И вотъ теперь погибшая, покинутая всми и едва вырвавшаяся изъ пасти смерти, она лежитъ на своемъ болзненномъ одр, въ полной зависимости отъ него и отъ его сестры, — людей, еще такъ недавно совершенно чуждыхъ ей. Гд теперь ея любовникъ? Неужели онъ можетъ быть покоенъ и счастливъ? Неужели онъ благополучно выздоровлъ, имя на совсти этотъ тяжкій грхъ? Но есть ли еще у него совсть?

Мысли мистера Бенсона блуждали въ лабиринт общественныхъ правилъ нравственности, когда въ комнату внезапно и быстро вошла его сестра.

— Ну, что говоритъ докторъ? получше ей?

— О, ей лучше! отвтила миссъ Бенсонъ отрывисто и сухо.

Братъ со страхомъ поглядлъ на нее. Она бросилась въ кресло, съ рзкимъ нетерпливымъ движеніемъ. Нсколько минутъ они оба молчали. Миссъ Бенсонъ насвистывала.

— Что же случилось, Фэсъ? ты говоришь ей лучше.

— Что, Сорстанъ! а то что я даже расказать не могу, такъ гадко!

Мистеръ Бенсонъ измнился въ лиц отъ страха. Въ ум его промелькнуло все возможное и невозможное, не исключая и того, что дйствительно было. Впрочемъ я ошиблась, сказавъ «все возможное». Ему не пришло на мысль считать Руфь виновне, чмъ она казалась ему.

— Прошу тебя, Фэсъ, объяснить мн дло, а не смущать меня твоимъ бснованьемъ! сказалъ онъ раздражительно.

— Прости меня, но открывается такая гадость — незнаю какъ и расказать, ну однимъ словомъ, она беременна. Докторъ объявилъ это.

Кажется теперь было понятно ея бснованье, а братъ ея молчалъ. Наконецъ надо же было узнать сочувствуетъ ли онъ ей.

— Каково это теб кажется, Сорстанъ? Я, такъ еле на ногахъ устояла, какъ онъ это сказалъ.

— Знаетъ она?

— Знаетъ! вотъ тутъ-то и есть самая возмутительная сторона дла.

— Какъ это? что ты хочешь сказать?