Рукопись Бэрсара

– Не позорьте лагарцев, доблестный тавел! Если нас победят, придёт ваш черёд драться с кеватцами – но уже на вашей земле. Не мешайте хоть кому‑то из лагарцев не пустить врага на землю отцов!

– Эх, – сказал он печально, – мне б ещё день‑другой пересидеть. Чуял ведь… Что ты со мной творишь, парень! И дать боязно, и не дать совестно… Ладно, будь по‑твоему. Три дня на прошение – и чтоб не самолично. А командиры? – глянул на меня и закивал. – Ну ясно, Ланс – кто ещё? Давно копытом бьёт. Как же: две войны прошёл, а ещё живой – людей стыдно! Эх, не пускать бы дурака… ладно, бери! Но уж гляди!

– Я зря никем не рискую.

– Окромя себя. Ладно, Тилар, – сказал он устало, – вон уже брезжит, а дел тебе не прикупать. Дай‑ка я тебя благословлю на битву правую… и прощай. Будет господь милостив – так и свидимся.

Я в Тардане. Доделываю дела и жду добровольцев. Приятная неожиданность: первый мой караван уже пришёл. Не стали ждать, пока просохнут дороги, а шли по тропам лесовиков.

Караван – это деньги, деньги – это кони, кони – это поход…

Хорошо, что в здешних домах не бывает зеркал, потому что я просто боюсь повстречаться с тобой взглядом. Я – вовсе не я, а какой‑то другой человек, напяливший моё тело, как краденую одежду, и даже голос его чужой – надменный, самоуверенный голос болвана, который уверен, что знает все.

Я ничего не знаю. Я знаю, что завтра меня потащат в поход, и там, должно быть, убьют. Я помню, что было со мною в прошлый раз, а в этот – меня убьют. Даже не страх: покорность и тупая тоска. Кто‑то, одетый в моё тело, доделывает дела, чтобы скорее отправить меня на смерть…

«Что такое счастье?» – не спросят у меня. А я бы ответил. Счастье – это тот коротенький промежуток, когда все решено, но решение ещё не стало делом.

Счастье – это лесная база в забытом богом углу, где сходятся три страны. Нет, конечно, никто никогда не проводил здесь границ. Просто поедешь прямо – на третий день выедешь к полноводной Истаре, а ещё через неделю увидишь Кайал. Вправо – каких‑то два дня – и появятся стены Исога, назад – смотришь, и доберёшься до Каса.

«Счастье – это свобода», – думаю я. Эгон забрал своих людей и уехал к Исогу, Эргис забрал своих людей и уехал к Дарну, Сибл со своими людьми сидит возле Каса, и только мои лагарцы скучают со мной.

Когда мы выехали, в Тардан цвели сады. Когда мы ехали через Бассот – голосила пора птичьих свадеб. А здесь уже набухает лето; деревья одеты в листву, и трава по колено.

Счастье – один‑единственный миг, вот этот самый, украденный у судьбы…

– Биил Бэрсар! – зовёт меня Ланс, и я улыбаюсь ему. Он так завидно и так нескрываемо молод! Ветеран двух войн, владелец высшей из боевых наград и двадцати одного года.

– Приветствую вас, алсах, – говорю я ему – уже без улыбки. Юные ветераны ужасно боятся насмешек, а мои друзья умеют уесть – особенно тихоня Эгон.

– Биил Бэрсар, – говорит он сурово и смотрит прямо в глаза. Честный и бестрепетный взгляд, ещё не замутнённый войной, ещё не омрачённый жизнью; мне нравится этот мальчик, но, может быть, завтра я поведу его в бой и позволю его убить, а если и пожалею о нем, то после – когда смогу.

И я уже не противен себе.

– Я хотел бы с вами поговорить!

– К вашим услугам, алсах.

– Насколько я помню, вы звали нас на войну!

– Господи помилуй, алсах! С кем это вы собирались воевать? Пока никакой войны нет.

– Так может, и не будет?

Мне не хочется уходить от солнца и трав, но я ухожу. Приглашаю его с собой и спускаюсь в землянку. Здесь стоит полумрак и запах сырой земли. Здесь стол, за которым можно писать – и все для письма. Подставка, на которой лежит ружьё – и все для стрельбы. И маленький воронённый ящик в углу, а вот он для чего – не знает никто.

– Послушайте, Ланс, – сказал я ему, – мне не хочется вас обижать. Мне очень долго не хотелось вас обижать, но, кажется, пора. Когда мы встретились в первый раз, я вам ничего не предложил. Я только просил вас разузнать обо мне. Расспросить подробнее друзей и врагов, чтобы решить, стоит ли вам ещё раз встречаться со мной.

– Я это сделал, – сказал Ланс. – Ваши друзья сказали, что вы – храбрец, а ваши враги, что вы – колдун.

– А истина посредине. Я – политик.

Он посмотрел удивлённо и засмеялся. Расхохотался, как мальчишка, услыхавший отличную шутку. Мне бы очень хотелось улыбнуться в ответ!

– Боюсь, что из нашего главного разговора вы запомнили только слово «война».

– Я запомнил ещё кое‑что. Под чужим именем, без славы, почти без надежды. И в случае особой удачи – позорная казнь.

– Очень романтический вариант! Должен вас поздравить: вы запомнили пустяки, а главное упустили.

– Святой Гайт! Если уж для дворянина и офицера позор – пустяки!..

– А вот это и было главным, алсах. Вам следовало забыть, что вы – дворянин и офицер. Вы шли ко мне просто добровольцем, таким же, как любой из наших солдат.

– Ну, был такой разговор, – согласился он неохотно.

– Не разговор, а условие, и вы его не выполняете. Мне очень жаль, Ланс, но если это для вас невыполнимо, нам стоит расстаться. Вас никто не упрекнёт…

– Никто? – он перегнулся ко мне через стол, словно собрался боднуть.