Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом

– Наше войско на подходе, греки заняты укреплением стана, а внимание Василия усыплено нашим послом. Думается, что настало подходящее время нанести неожиданный удар и отомстить за прошлые поражения. Скачи к царю Георгию, скажи, пусть он поторопится…

Сообщение от Звиада заставило Георгия задуматься. Царь собрал на совет военачальников. Некоторые из подчиненных уговаривали уладить все миром, но тех, кто желал войны, было намного больше. Они-то и склонили царя к сражению. Узнав о вестях от Звиада, многие азнауры, совместно со своими отрядами, без приказа бросились к стану ромеев, чтобы застать их врасплох. И это им удалось…

* * *

Полдень ясного осеннего дня не предвещал беды. Воины сотни Бакуни устанавливали частокол. Кентарх сам взялся за топор. Руки вятича от труда не отвыкли, несмотря на то что последний десяток лет ему больше приходилось работать мечом и копьем, он ловко отесывал конец жердины, играя мышцами на обнаженном торсе. Никита пошутил:

– Гляди, наш стольник и на слово скор, и на дело спор.

Бакуня за словом в мешок не полез, утер пот со лба, ответил:

– Была бы охота, пойдет и работа…

Вятич хотел сказать что-то еще, но взгляд его потянулся в сторону стана, разбитого иверийцами прошлым вечером на возвышенности, в трех перелетах стрелы от ромейского войска. Звуки, исходившие оттуда, нельзя было перепутать. Это были звуки наступающего войска. Конные отряды азнауров Георгия, увлекая за собой воинов Звиада, накатывались на стан ромеев. Вой труб и грохот барабанов сообщили о его приближении. Воины базилевса бросали дела и отдых, спешили к оружию. Жесткая дисциплина в войске империи прививалась столетиями, поддерживалась она и Василием, но нападение иверийцев было настолько неожиданным и стремительным, что ромеи не сразу успели приготовиться к его отражению. Облачиться в доспех, вооружиться, встать в строй, выдвинуться в нужное место – все это требует времени, а его было слишком мало. Ближайшие к иверийцам отряды были смяты и обратились в бегство. Тагмы русов времени на одевание доспехов и построение тратить не стали, похватали мечи, щиты, боевые топоры, копья, бросились на врага. Бездумным нападением иверийские воины распылили свои силы, лавина отягощенных доспехами всадников рассыпалась на отдельные кучки, которые увлеченно бросились преследовать отступающего противника. Каждый азнаур спешил выказать свою доблесть, уничтожить и захватить больше врагов, завладеть большей, чем другие, добычей. Силы смельчаков постепенно таяли, как и силы коней, утомленных долгой скачкой. Они надеялись, что вскоре подойдет все войско Георгия, однако оно опаздывало. Тем временем нарастало сопротивление ромейского войска. На помощь отступающим пришли русские воины. Варягов и русов конные воины не пугали. Иверийские всадники, сраженные боевыми топорами на удлиненных рукоятях и копьями, один за другим валились на землю, где их добивали мечами и ножами. На помощь наемникам подходили пешие воины базилевса, к ним присоединились конные трапезиты и катафракты. Теперь иверийским воинам, коих возглавил Звиад, пришлось отбиваться от напора варангов и ромеев. Сотне Бакуни при помощи дюжины трапезитов удалось оттеснить пять десятков конных и пеших иверийцев и прижать их к ближайшей к месту боя горе. Но те бились отчаянно и сдаваться не собирались.

* * *

В начале битвы Никита успел вооружиться копьем и мечом, но копье осталось в теле сраженного им иверийского всадника, а потому приходилось рубиться мечом, коим он успел ранить одного из спешенных воинов Георгия. Рядом размахивал топором Бакуня. Его вид: искаженное яростью лицо, взлохмаченные волосы, обагренный кровью обнаженный стан – пугал противников, и они пятились, считая его заговоренным. Но не все. Конного азнаура в богатом доспехе и украшенном орлиными перьями посеребренном конусном шлеме с назатыльником вид Бакуни не испугал. Храбрец, намереваясь прорваться, бросил коня на русов. Ему удалось сразить булавой трапезита и сбить конем Бакуню. Вятич попытался встать. Азнаур изготовился к удару. Еще миг – и он сокрушит не защищенную шлемом голову сотника. Времени на раздумье у Никиты не было. Четыре года назад, в битве при Каннах, нормандец убил у него на глазах лучшего друга, варяга Гилли, там же пал и полочанин Стрига. Из близких соратников у него остался только Бакуня, и он не хотел его потерять. Никита увернулся от выпада пожилого иверийского пешца, взрезал острием меча его шею и вырвал из холодеющих рук легкое копье. Толчок в спину помешал ему попасть в азнаура. Дротик поразил в шею коня иверийца, однако это не спасло от удара Бакуню. Азнаур обрушил булаву на его голову, но и сам рухнул вместе с конем. Спустя миг он поднялся. Ему удалось отбиться от русских воинов и отступить за спины соплеменников. Никита кинулся к Бакуне. Залитый кровью кентарх лежал наполовину придавленный конем азнаура. Никита потряс его за плечо:

– Бакуня! Бакуня!