Ивана III все больше сравнивают с византийским императором Константином. Об этом писал святитель XV в. Зосима, подчеркивая, что Иван III превращает Москву в новый Константинополь. Он прославляет московского великого князя как благоверного и христолюбивого государя «самодержца всея Руси», нового царя Константина, нового града Константина – Москвы[648]
.В 1453 г. под ударами турок пал оплот православия – Византия. Это была цивилизационная катастрофа. Под угрозой оказалась судьба православного мира. Теперь единственной защитницей православия должна была стать Русь, но в то время она еще находилась под властью ордынцев, исповедовавших совсем иную, несовместимую с христианством веру. Положение изменилось после 1480 г., когда Русь сбросила ненавистное иго. Так появилась возможность переосмыслить место и роль Московского государства в мире. И по выражению В.О. Ключевского, в умах «русских книжников» произошел «скачок». «Сметливый ум русского книжника нашел внутреннюю связь между этими событиями (имеется в виду свержение ига и падение Византии. –
Это было выдающееся исторически значимое прозрение, оказавшее огромное влияние на дальнейшую судьбу Руси-России. Русь вступает на путь строительства империи. Идея реализовалась в полном объеме только через столетия, но со всей очевидностью впервые обозначилась именно во времена правления Ивана III. Своими корнями в эпоху Ивана III врастает концепция «Москва – Третий Рим», хотя она была разработана старцем Елеазаровско-Псковского монастыря Филофеем в 1523 или 1524 гг., уже после смерти Ивана Васильевича. Однако пищу для размышлений мудрого старца дали события времен Ивана III, прежде всего свержение монгольского ига, падение Византии и становление на Руси самодержавия.
Суть концепции Филофея сводится к написанным им словам: «Во всей поднебесной единый есть христианам царь и сохранитель святых Божьих престолов, святой вселенской апостольской церкви, возникшей вместо римской и константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве… Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это российское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать»[651]
.Филофей дает свою периодизацию мировой истории как смену двух царств и окончательного утверждения третьего царства. Первое царство – Древний Рим – погибло из-за поклонения языческим богам. Второй Рим – Византия – рухнул из-за отклонения от православия. Здесь явственно просматривается традиционная для Руси концепция «Божьих казней» – наказаний свыше за отступления от праведной веры и нравственности.
Филофей заключает: Москва стала «Третьим Римом», защитницей православия и будет стоять до окончания веков. Русь там, где истина веры, а русское религиозное призвание – защищать ее и заботиться о незыблемости православия. По определению Н.А. Бердяева, происходила «национализация православной церкви. Православие оказалось русской верой. Русь притязала на вселенское значение». Далее философ отмечал, что идеология Москвы как Третьего Рима способствовала могуществу и укреплению Московского государства, царского самодержавия[652]
.Эта идея выросла из героической истории Руси, устоявшей в тяжких битвах с врагами за свою независимость и суверенность. Отсюда проистекает уверенность в непоколебимости Московской державы, вера в ее высокое предназначение в мировой истории.
В 1472 г. Иван III женился вторым браком на племяннице последнего византийского императора Софье Фоминичне Палеолог (1455–1503). С ее появлением в семье Ивана III историки связывают новые трактовки сути власти как самим великим князем, так и элитой русского общества. Теперь московская власть все теснее связывала себя с византийским наследием, а Иван III открыто провозглашался наследником византийских императоров. В.О. Ключевский писал, что хитрая и умная Софья Палеолог могла внушить московскому государю лишь то, «чем дорожила сама и что понимали и ценили в Москве. Она могла привезти сюда предания и обычаи византийского двора… В Москве ей едва ли нравилась простота обстановки и бесцеремонность отношений при дворе, где самому Ивану III приходилось выслушивать, по выражению его внука, “многие поносные и укоризненные слова” от строптивых бояр»[653]
.