Русь: от язычества к православной государственности

В богословии противоречия обострились на почве неприятия восточными христианами вероучительных нововведений латинян. Доктринальной проблемой стало их требование целибата (безбрачия) священников. На Востоке вначале относились к нему безразлично, но, когда дело дошло до требования расторжения уже существующих браков священников, началось возмущение и открытое сопротивление. Восточные богословы отнесли разводы к прямым нарушениям учения Христа, запрещавшего христианским семьям разводиться.

На Западе во время совершения таинства причастия вино разбавляли водой, а на Востоке это было недопустимо, ибо при богослужении вино олицетворялось с кровью Христа и было ее символом. Кроме того, восточные отцы церкви обвиняли латинян в том, что они не почитают икон, мощей и в храмах используют по преимуществу скульптуры и кресты с распятым Христом. В латинской церкви образы (иконы) никогда не имели того значения, которое им придавалось на Востоке, где в VIII–IX вв. было разработано целое богословское учение об иконах.

Остро полемизировали об опресноках (пресный хлеб), которые во время причастия латиняне употребляли в качестве символа тела Христова. На Востоке причащали квасным хлебом, как живым телом Христа. Использование опресноков на Востоке рассматривалось как пережиток иудейства, так же как и приношение в жертву агнца с евхаристическими телом и кровью Христовой.

Восточные богословы и священники обвиняли латинян в забвении святоотеческого предания. Константинопольский патриарх Михаил Керуларий (ок. 1000–1058) прямо их упрекал в том, что они «не считаются с нашими святыми и великими отцами, богословами и первосвященниками», имея в виду среди прочих «святых Григория Богослова, Василия Великого и Божественного Златоуста»[409]. Обвинения – серьезные, ибо святоотеческое предание, как говорилось выше, относится к твердыням христианства, и отступать от него означало бы извращать суть вероучения.

Принципиальное разногласие заключалось в филиокве: исходит ли Святой Дух от Отца и Сына (Христа), как стала учить римская церковь, или же только от Отца, как, согласно первым христианским Вселенским соборам, учила Церковь греческая. Греческая церковь обвинила латинян, как писал патриарх Фотий (ок. 820 – ок. 891), в богохульстве в отношении Святого Духа, а «точнее всей святой Троицы» и потому одного этого достаточно, чтобы предать их анафеме. Патриарх Михаил Керуларий называл филиокве делом «нечестивым и опасным», подрывающим устои христианской веры. Даже патриарх Антиохийский, склонный к компромиссу с Римом, когда речь заходила о филиокве, называл это делом нечестивым и призывал Восток непоколебимо стоять на своем.

Среди восточных богословов было широко распространено мнение, что ответ на вопрос о снисхождении Святого Духа сам по себе является достаточной причиной для разделения двух христианских общин. Нисхождение Святого Духа от Отца и Сына – существенная черта сочинений Блаженного Августина. Именно он положил начало этому постулату латинской церкви. Столетие спустя после смерти Блаженного Августина появился составленный на Западе Символ веры – Афанасьевский. В нем характерным для Блаженного Августина языком говорится, что Святой Дух исходит от Отца и Сына и всякий, «кто желает обрести спасение, должен так рассуждать о Троице»[410]

.

Латинские богословы для доказательства своей правоты использовали сочинения Августина и новый западный Символ веры. Известный по событиям 1054 г. в Константинополе кардинал Гумберт (между 1000 и 1015–1061) довел западную точку зрения до логического конца, заявив: «Даже святой и великий Афанасий никогда бы не обрел признание среди римлян, если бы в своем исповедании не утверждал, что Святой Дух исходит от Сына»[411].

Однако церковный догмат о Святом Духе, как исходящим от Отца, был определен на Втором Вселенском соборе (381 г.) и подтвержден четвертым (451 г.), установлен пятым (553 г.), провозглашен шестым (680–681 гг.) и запечатлен седьмым Вселенским собором (787 г.). Поэтому отцы восточной церкви считали, что латиняне, осмелившись самочинно «исказить святейший символ», утвержденный многими вселенскими соборами, проявили не только «крайнюю дерзость», но нанесли удар по всему христианскому вероучению[412].

Латиняне оправдывались, но стояли на своем. Восточная церковь на уступки не шла. Друг другу противостояли не только две системы догматического авторитета, две концепции святоотческого предания и два метода формулировки богословских различий, но помимо этого две концепции Божества[413]. Рим в глазах Востока перестал быть поборником православия. Разрыв стал неизбежным.