Русалка

Он присел рядом с ней, отбросив мимолётные сожаления об испачканных брюках – всё-таки доктор Гриффин одевался гораздо элегантнее, чем Леви Лайман, – с напускной небрежностью скрестил ноги, откинулся назад на руках и принялся ждать. Он нашел её, и это главное. А теперь будь что будет. Выбор за ней.

Снизу доносилось тихое журчание воды между свай, а чуть дальше то и дело плескались резвящиеся морские обитатели. Казалось бы, здесь, вдали от навозных куч, сточных канав и свиней, воздух должен быть чище, но всё было пропитано запахом рыбы и гниющих водорослей, которыми обросли сваи.

Амелия, похоже, могла сидеть здесь целую вечность. Может, так и вернётся молча в родную стихию, сбросив платье, или Леви отчается ждать и вернётся к Барнуму.

Леви особым терпением не отличался и не собирался дожидаться столь долго.

– Почему вы остались? – спросил он, когда, казалось, она никогда не заговорит.

– Мне показалось, что лучше умереть. – ответила она. – На той улице, когда меня окружила толпа.

– От потрясения? – уточнил он, пытаясь понять, при чём тут решение остаться.

– Нет, потому что без Джека мне жизни нет. Мне раньше и в голову не приходило, сколько я могу ещё прожить. – Она задумалась. – Вот и решила просто лечь посреди улицы, и пусть меня растопчут, как ту несчастную женщину в театре. Так будет справедливо, правда? Заслуженная кара на мою голову.

– Кара? – удивился Леви таким неслыханным речам. – За что же вас карать?

– Разве это не по-христиански? Ты в ответе за свои грехи.

– И в чем же ваш грех? – спросил Леви. – Вашей вины тут нет.

– Женщина погибла из-за меня, – сказала Амелия дрогнувшим голосом. – Все бросились на меня посмотреть, а она им помешала.

Что бы он сейчас ни сказал, все будет не то. Леви поник от собственного бессилия подобрать нужные слова, чтобы развеять её тоску, стереть это подавленное, страдальческое выражение с лица. Амелия редко падала духом и, казалось, никогда ничего не принимала так близко к сердцу. Но сейчас… она во всём винила себя, а он не представлял, как её утешить.

– Откуда вам было знать, как всё обернётся, – наконец промямлил Леви, чувствуя всю бесполезность слов.

– А вы знали, – с неожиданной горячностью воскликнула она. – Вы же пытались меня отговорить.

– Такого я и предположить не мог, – возразил он. – Я просто…

Он осёкся. Пожалуй, сказать, что переживал из-за неё, значит все равно, что открыться, признаться в своих чувствах. Сейчас не до признаний, того и гляди спугнёшь. Она и так на грани срыва, нечего лезть со своими переживаниями.

– Я опасался, что вам не вынести такой толпы зевак, и понимал, что после пути назад не будет.

– А я ещё ответила, что сделала выбор. Как глупо, ведь я совершенно не представляла, на что решаюсь.

Леви был не в силах облегчить её страдания. Не имел права даже прикоснуться, успокоить, не мог подобрать нужных слов, чтобы утешить, словно она до сих пор оставалась на сцене, отгородившись стеклом от него и всего окружающего мира.

Он не имел над ней власти, чтобы удержать, как и Барнум – это было ясно как день. На неё не подействует даже красноречие Барнума, ведь она всегда относилась к нему с подозрением и замечала ту хитрость, что составляла добрую половину его натуры.

Амелия не нуждалась в Барнуме в той же степени, как он в ней. В этом было её преимущество. Но Леви не хотел, чтобы она ушла. Он не мог исцелить её разбитое сердце, но ему очень хотелось, чтобы она осталась.

– Останьтесь, – попросил он.

Слово невольно сорвалось с его губ. Он бы не решился сказать его вслух, но теперь повторил:

– Останьтесь.

Она посмотрела на него, и снова стала прежней Амелией, сдержанной, прямолинейной, требовательной.

– Зачем?

«Столько причин, что не знаю, с чего начать». Слова, будто застряли у него в горле, и он вернулся к избитым фразам.

– Мы обеспечим безопасность. В следующий раз всё пройдет лучше.

В её взгляде сквозило сомнение.

– Как можно быть уверенным? За свою жизнь среди людей единственное, что я твёрдо усвоила, насколько они непредсказуемы.

– Нет, вовсе нет, – заметил Леви. – Если бы так, мы бы не смогли организовать общество. Существуют общепринятые нормы поведения, и мы их придерживаемся.

– Тогда как возникают эти неуправляемые толпы? – спросила Амелия. – Как люди вдруг собираются в обезумевшие орды?

Вопрос был вполне искренний и требовал ответа. Она не понимала людей даже прожив среди них столько лет, впрочем, вряд ли она сталкивалась с массовыми беспорядками в своей глухой деревне.

– Мы часто берём пример с других, – медленно повторил он, обдумывая ответ. – Когда случается что-то подобное, как в Концертном зале, кто-то один начинает себя вести ненормально, а другие подхватывают, считая это нормой, и безумие охватывает толпу как лесной пожар.

– И как по-вашему не допустить ещё одного пожара? – спросила Амелия.

– Мы примем дополнительные меры предосторожности, как сказал Барнум, – ответил Леви, заметив, как при упоминании этой фамилии в её взгляде промелькнуло раздражение. – Мы наймем охрану. Установим чёткие правила. Обычно люди следуют понятным правилам, опасаясь осуждения окружающих. А ещё…