Он заколебался, зная, что ей это не понравится, и, может, этого вообще не надо говорить. Это может стать последней каплей, переполнившей чашу её терпения.
– Что ещё? – переспросила она.
– Мне не хочется об этом говорить, ведь я понимаю, как вы цените свободу, но вам не стоит выходить одной на улицу. В одиночку вы снова можете оказаться во власти толпы.
Она вздрогнула, словно почувствовав напирающую со всех сторон массу людей.
– Конечно, мне это не нравится, – подтвердила Амелия. – Но вынуждена признать, что мне лучше не выходить без сопровождения. Вот и Черити советует им обзавестись, похоже, считает, что иначе просто неприлично.
– Так значит вы остаетесь? – спросил Леви.
Вопрос прозвучал так жалобно, со скрытой надеждой в голосе, что он поморщился.
Она вдруг поднялась таким неуловимым, плавным движением, что он, последовав её примеру, почувствовал себя каким-то нескладным увальнем, скинула туфли, стянула платье и бросилась в воду.
Он долго вглядывался во тьму, надеясь увидеть какой-то след, хоть кончик хвоста над водой, но всё было тщетно.
И всё же он надеялся, что она вернётся, верил, пожалуй, наивно, что она не могла уплыть навсегда, не попрощавшись. С Барнумом прощаться она бы не стала, но его бы уважила. Хоть это он, по крайней мере, заслужил.
Нет, ей просто нужен глоток иллюзорной свободы, как в прежние времена – резвиться на воле без посторонних глаз, быть русалкой в море, а не в аквариуме.
Леви ждал, пока его не сморил сон, а когда очнулся, она уже взобралась на пристань и спокойно одевалась, не обращая на него внимания.
Потом повернулась к нему, и он предложил ей руку. Она взяла его под локоть, он вдохнул ее морской аромат и в тот момент почувствовал себя самым счастливым жителем Нью-Йорка.
Глава восьмая
Амелия надеялась незаметно проскользнуть к себе в комнату, а утром появиться за завтраком как ни в чём не бывало. Ей не хотелось втягивать Черити в их спор с Барнумом, а ведь вопрос остался открытым, ибо тот никак не мог уяснить, что она никому не позволит собой помыкать.
Парадная дверь оказалась не заперта, («словно Барнум ждал, что я вернусь»), и она пожелала Леви спокойной ночи. Амелия чувствовала, как ему не хочется уходить, но Барнум устроил доктора Гриффина в «Парк-отель». В любое время дня и ночи там его поджидали репортеры. Леви объяснил ей по дороге, что после сенсационной новости о русалке в этом не оставалось никакого сомнения.
– А вы не отвечайте на их вопросы, если не хотите, – посоветовала Амелия.
– Именно за это Барнум мне и платит, – ответил Леви. – Беседовать с журналистами, даже ночью.
– Как вы с ним познакомились? – спросила она.
– О, мы давние приятели. Я работал стряпчим, и Барнум нанял меня, чтобы помочь с другим выступлением. Со мной можно свободно обсуждать любые вопросы, а Барнум счел это хорошим подспорьем, – охотно ответил Леви.
Нарочитая бойкость его ответа натолкнула на мысль, что история этим не кончилась, но Леви был не склонен продолжать. Должно быть, речь шла о Джойс Хет, что он рассказывал ей раньше. Тема была крайне болезненной для обоих, и Барнума, и Леви. Тут она вдруг смекнула, что Барнум манерами раздражал не только ее, но и Леви.
Барнум обещал, что с Амелией будет обращаться не так, как с Джойс, с которой поступал на своё усмотрение, словно с вещью. Амелия и не собиралась позволять ничего подобного, но всё же было как-то спокойнее знать, что Леви на её стороне.
Мелькнула даже мысль поблагодарить его за старания, но вспомнив, как он умолял её остаться, она передумала.
Надо быть осторожней, держать его на расстоянии, иначе он, чего доброго, решит, что она поощряет его ухаживания.
Для неё в отеле тоже был приготовлен свободный номер, но ей хотелось напоследок побыть в привычной обстановке. Пусть это не дом, но она, по крайней мере, знает, как себя вести.
Прошмыгнув внутрь, Амелия оказалась в полной темноте. Если Барнум ещё не спит, наверняка работает в музее. Когда ее мучила бессонница, она часто слышала, как он возвращался почти на рассвете.
Почти добравшись до своей комнаты, она услышала за спиной шаги и тихое детское хныканье. Там оказалась Черити в белой муслиновой ночной рубашке и чепчике с новорожденной Фрэнсис на руках.
Когда родился ребёнок, Амелия просто места не находила от зависти. Девочка была такой крохотной, розовой, совершенно беспомощной, и всё же этот маленький комочек мог поднять весь дом на ноги, заставить всех сломя голову исполнять её требования. Когда Черити впервые позволила Амелии подержать Фрэнсис, русалка испугалась, как бы ненароком не раздавить это нежное тельце, не схватить слишком крепко.
Но Черити тогда только засмеялась и показала Амелии, как поддерживать головку ребенка, а потом улыбаясь любовалась ими, когда Амелия наклонилась и вдохнула нежный запах детской кожи.
Удивительно, какой у человеческих младенцев особенный свежий, приятный аромат. У детей русалок такого не было, по крайней мере насколько помнила Амелия. Впрочем, вряд ли ей доводилось баюкать новорождённую русалку.
– Значит, остаетесь? – спросила Черити.