На Кадьяке создаётся медеплавильное производство, и колокола, отлитые из барановской меди, висели в церквах Калифорнии даже в 60-е годы XIX века. Баранов начинает разработку угля на побережье Кенайского полуострова, и к 1850-м годам добыча угля превысила 20 тысяч пудов (320 тонн) в месяц. В русских селениях на Аляске имелись кирпичные заводы и лесопильни, дубильные мастерские, сукновальни и даже шляпное и чулочное производства.
И, конечно же, Баранов вёл расширяющийся промысел пушного зверя. Порой ему приходится править твёрдой и даже жестокой рукой, однако в том присутствовала суровая необходимость.
Основная масса местного населения с русскими ладила, чем восхищался ещё Джордж Ванкувер. Тем более мирной ситуация стала в начале XIX века — многие алеуты уже работали на РАК. Исключение составляли индейцы-тлинкиты, но вряд ли бы они были так опасны, если бы в эти места не просачивались всё чаще англосаксонские хищники-хапуги.
Теперь и англичане, и янки снабжали аборигенов ружьями и пороховым припасом, а потом подстрекали их к враждебным действиям против русских колонистов — по вполне понятным причинам. Тот же Ново-Архангельск пришлось ставить на Ситке вместо разорённого тлинкитами-«колошами» старого нашего поселения. Однако Александр Андреевич не был бы русским, если бы относился к местному населению с презрением — как белый британский «сагиб». Он устраивал приюты и школы, он посылал молодых местных парней в Россию, а оттуда они возвращались в Русскую Америку штурманами и мастерами.
В 1807 году Баранов получил орден Анны 2-й степени — и орден, и степень весьма высокие. Его произвели в коллежские советники. По Табели о рангах — чин 6-го класса (соответствующий военный чин — полковник). Но, думаю, для него это были лишь рычаги дополнительного влияния на ситуацию.
Вот он на портрете — с «Анной на шее», низко подвешенной, словно наперсный крест или икона-панагия церковного иерарха… Высокий, с большой залысиной, лоб, узкие, упрямо сжатые губы, умная, всё понимающая улыбка. Он мог бы показаться иезуитом, если бы не эта, низко подвешенная, «Анна»… Для него это — не награда, а символ веры, веры в значимость чувства долга и чувства Родины. Перед нами человек, сделавший свой выбор давно, бесповоротно и вполне осознанно.
В 1799 году, когда Баранов основывал на Ситке первый Архангельский редут, он сложил песню. А в марте 1849 года её опубликовал в журнале «Москвитянин» исследователь Русской Америки Лаврентий Загоскин, о котором в своём месте будет сказано особо — он того вполне заслуживает. Загоскин писал:
«Из Новоархангельска, Ситхи, при новом ходе дел и новых потребностях исчезли сподвижники Баранова и память о нём держится только у проживающего под крепостью туземного племени, но на гранях известного мира, обозначенных к северному полюсу стопой русского, в так называемом подвижном редуте или одиночке, состоящей из курной избы или зачастую землянки, там, где признаётся полезным углубиться в неисследованные тундры Северо-Западной Америки, там вместе с белой полярной лисицей вы встретите убелённого сединами старца, который дрожащим от лет голосом, но полным энергии и увлечения, порасскажет вам про свои походы с Александром Андреевичем или споёт песенку, им составленную…»
Зная, чем кончилась эпопея Русской Америки, читать песню Баранова русскому человеку не просто, но знать её каждому истинно русскому человеку надо — чтобы острее понимать суть русского царизма XIX века и осознаннее его ненавидеть.
Вот эта песня — от строчки до строчки: