Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Идем дальше. Мы с вами сегодня говорили о проблеме любовной лирики и снова к этому возвращаемся. Ломоносов пишет «Разговор с Анакреоном»: он беседует с античным поэтом и спорит с ним. Итак, мы с вами сегодня приобщились к поэтам, которые, что такое любовная лирика, не понимали от слова «монах». Мы с вами не приобщились к непоэтам, которые любовную лирику писали, но поэзией это не назовешь. На дворе уже вторая половина восемнадцатого века, любовная лирика перестала быть протестом, она начинает искать свое место в русской культуре. Что пишет Ломоносов? «Хоть нежности сердечной // В любви я не лишен…» То есть любовная лирика уже имеет право на существование. «…Героев славой вечной // Я больше восхищен». Вот такой компромисс между двумя точками зрения. Любовная лирика допустима, но ценностью у нас является лирика гражданственная. И что же дальше пишет Михайла свет-Васильич? Анакреон в своих стихах просит живописца написать портрет его возлюбленной. Ломоносов на это отвечает… ох. Приготовьтесь: тема любви в русской культуре.

Тебе я ныне подражаюИ живописца избираю,Дабы потщился написать

Мою возлюбленную…

Закончите мне строчку? «…мать», совершенно справедливо. То есть чувство к возлюбленной – это так себе. А вот любовь к матери – это чувство, более достойное русского поэта. Но этого мало.

О мастер в живопистве перьвой,Ты перьвой в нашей сторонеДостоин быть рожден Минервой,Изобрази Россию мне.

Здрасьте, Родина-мать зовет.Изобрази ей возраст зрелой,И вид в довольствии веселой,Отрады ясность по челуИ вознесенную главу.

Приехали. Ну, куда нам после этого деваться от гражданской лирики?

В сущности, гражданственность ровно ничем не плоха, плохо бывает, когда она уходит в официоз, а поэту отказывают в праве на личные чувства (причем любые, не только любовные). А вот то, что любовь к Родине у нас чувство именно любовное, это, пожалуй, один из краеугольных камней нашей культуры. «Как невесту, Родину мы любим, бережем, как ласковую мать». Строго по Ломоносову.

Я позволю себе немного о личном поговорить. Вот я читала этот курс из года в год, иногда до трех раз в год, цитировала эти строки, иногда с иронией, иногда без… но от своей культуры не убежишь, и в итоге у меня написался роман, где основная любовная линия – герой и две страны, каждую из которых он может назвать Родиной. И вот он восемьсот страниц в этом любовном треугольнике мается… потому что автор перецитировал Ломоносова студентам, м-да.

Далее. Теория трех штилей, о которой я уже говорила. Ломоносов считает, что необходимо отталкиваться в выборе штилей (высокий, средний, низкий) от материи, то есть предмета описания, который обуславливает выбор речения, то есть слова высокой лексики, низкой или средней. При этом он считает, что совмещение разных типов речений в пределах одного жанра – это нормально, это допустимо. Чем он противоположен Буало, о чем я тоже уже говорила. Ломоносов отталкивается от содержания, а не от жанра. И вы должны понимать, что в этом он выступает не просто новатором, а очень дерзким, прям-таки революционным новатором, потому что поэтику писал отнюдь не только Буало, поэтики в Европе писали и в Античности, и в Средневековье, и во всех – всех! – европейских поэтиках выбор стиля определялся жанром. И Ломоносов берет, да и разрывает со всей европейской традицией. И если это не революция в литературе, то что революция?

Что ж, переходим к оде про то, как науки юношей питают… Эта ода прекрасна, но прекраснее этой оды история ее написания. Начнем с названия. «Ода на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1747 года». Это не год ее коронации, она стала императрицей в 1741-м, это ежегодное отмечание этой даты, у Ломоносова были оды на день восшествия и в другие годы. Но это так, примечание. А теперь изюминка.

Как вы прекрасно знаете,

Молчите, пламенные звуки,И колебать престаньте свет;Здесь в мире расширять наукиИзволила Елисавет.

И далее: