Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Мы, в общем, закончили. Или… хотите, я вам почитаю для подъема настроения? Давайте-ка я вас немножко приобщу к литературным дискуссиям ломоносовских времен. Надо же вам показать, как культурные люди друг на друга всякое злоехидство писали. В теории мы это уже разобрали, а вот вам немножечко практики. Итак, Ломоносов прям-таки мономолекулярным слоем размазывает Тредиаковского, но делает он это прилично (ну почти) и остроумно. За что? Тредиаковский написал трактат «Новый краткий способ к сложению российских стихов», где указывалась недопустимость сочетания женских и мужских рифм (рифма на гласную – женская, на согласную – мужская). Тредиаковский пишет, что это так же мерзко, как «когда бы кто… наинежную и самым цветом младости своей сияющую европскую красавицу выдал за дряхлого, черного и девяносто лет имеющего арапа». Итак, если сочетать в стихотворении рифмы, оканчивающиеся на гласную и на согласную, то это вот так мерзко. Серьезная проблема русской поэзии! И я не шучу. Победи Тредиаковский, не было бы у нас, например, «Буря мглою небо кроет, // Вихри снежные крутя», поскольку тут женские и мужские рифмы просто в одном четверостишии. Разгромить позицию Тредиаковского было совершенно необходимо. Ломоносов дальше будет обзывать его словом «Штивелий», это обозначение немецкого ученого-педанта, а в данном случае это прозвище Тредиаковского.

НА СОЧЕТАНИЕ СТИХОВ РОССИЙСКИХ

Я мужа бодрого из давных лет имела,Однако же вдовой без оного сидела.Штивелий уверял, что муж мои худ и слаб,Бессилен, подл, и стар, и дряхлой был арап;Сказал, что у меня, кривясь, трясутся ноги

И нет мне никакой к супружеству дороги.Я думала сама, что вправду такова,Не годна никуда, увечная вдова.Однако ныне вся уверена Россия,Что я красавица, Российска поэзия,Что мой законной муж завидной молодец,Кто сделал моему несчастию конец.

Ну, не убавить, не прибавить! Вот на этой жизненно важной для российской поэзии ноте мы с вами сегодня и закончим.

Лекция 9. Литература и власть

Мы будем заниматься довольно оригинальным делом: критиковать критику. Сегодня у меня, наверное, самое негативное отношение к предмету нашей лекции – вообще за весь курс, за все сорок лекций. То есть тексты, которые мы с вами будем разбирать сегодня, нас будут интересовать не как предмет литературы, но как факт истории культуры: советский школьник и студент был обязан этим восхищаться, поэтому мы не можем закрыть на эти тексты глаза. Закрывать глаза мы и не будем, даже наоборот, увидим много познавательного.

А начнем мы с автора, о котором я своим журналятам лишь упоминала: у нас на это сокровище не хватало времени. И, честно скажу, я не помню, читала ли я его в студенческие годы. Я имею в виду сатиры Антиоха Кантемира. И, я вам скажу, чтение весьма познавательное.

Итак, в одной из сатир он пишет о людях, которые всегда недовольны своим положением:

Купец, у коего амбар и сундуки полныБогатств всяких и может жить себе в покое

И в довольстве, вот не спит ночи уже с трои,Думая, как бы ему сделаться судьею:Куды-де хорошо быть в людях головою!И чтят тебя, и дают; постою не знаешь,Много ль, мало ль – для себя всегда собираешь.Став судьею, уж купцу немало завидит,Когда, по несчастию, пусто в мешке видит

И, просителей слыша, у дверей вздыхати,Не выспавшись, должен встать из теплой кровати.«Боже мой! – говорит он. – Что я не посадский?Черт бы взял и чин, и честь: в них же живот адский».Блаженны купцы, они жить умеют,В богатстве и в покое растут и седеют.

Вы заодно снова насладились силлабической поэзией, в начале не очень поняли, стихи это или проза. В ваших глазах читается явственный вопрос: «А в чем тут интрига?» Поскольку стихи сии не такие, чтобы мы тратили на них время. Ни по шедеврической форме, ни по содержанию. Между тем именно это и есть наша с вами интрига.