Из тысячи и одной ночиНа часть одна пришлась и мне,И наяву прозрели очи,Что столько видится во сне,Здесь ярко блещет баснословныйИ поэтический восток;Свой рай прекрасный, хоть греховный,Себе устроил здесь пророк.Сады, сквозь сумрак, разноцветноПестреют в лентах огневых,И прихотливо и приветноОблита блеском зелень их.Красуясь стройностию чудной,И тополь здесь, и кипарис,И крупной кистью изумруднойРоскошно виноград повис.Обвитый огненной чалмою,Встает стрельчатый минарет,И слышится ночною тьмоюС него молитвенный привет.И негой, полной упоенья,Ночного воздуха струиНам навевают обольщенья,Мечты и марева свои.Вот одалиски легким роемВоздушно по саду скользят:Глаза их пышут страстным зноемИ в душу вкрадчиво глядят.Чуть слышится их тайный шепотВ кустах благоуханных роз;Фонтаны льют свой свежий ропотИ зыбкий жемчуг звонких слез.Здесь, как из недр волшебной сказки,Мгновенно выдаются вновьДавно отжившей жизни краски,Власть, роскошь, слава и любовь,Волшебства мир разнообразный.Снов фантастических игра,И утонченные соблазны,И пышность ханского двора.Здесь многих таинств, многих былейВо мраке летопись слышна,Здесь диким прихотям и силеСлужили молча племена;Здесь, в царстве неги, бушевалоНемало смут, домашних гроз;Здесь счастье блага расточало,Но много пролито и слез.Вот стены темного гарема!От страстных дум не отрешась,Еще здесь носится Зарема,Загробной ревностью томясь.Она еще простить не можетМладой сопернице своей,И тень ее еще тревожитЖивая скорбь минувших дней.Невольной роковою страстьюНесется тень ее к местам,Где жадно предавалась счастьюИ сердца ненадежным снам.Где так любила, так страдала,Где на любовь ее в ответЛюбви измена и опалаЕе скосили в цвете лет.Во дни счастливых вдохновенийТревожно посетил дворецСтрастей сердечных и волненийСам и страдалец и певец{446}.Он слушал с трепетным вниманьемРыданьем прерванный не разИ дышащий еще страданьемПечальной повести рассказ.Он понял раздраженной тениЛюбовь, познавшую обман,Ее и жалобы, и пени,И боль неисцелимых ран.Пред ним Зарема и Мария —Сковала их судьбы рука —Грозы две жертвы роковые.Два опаленные цветка.Он плакал над Марией бедной:И образ узницы младой,Тоской измученный и бледный,Но светлый чистой красотой.И непорочность и стыдливостьНа девственном ее челеИ безутешная тоскливостьПо милой и родной земле.Ее молитва пред иконой,Чтобы от гибели и злаНебес царица оборонойИ огражденьем ей была, —Все понял он! Ему не новоИ вчуже сознавать печальИ пояснять нам слово в словоСердечной повести скрижаль.Марии девственные слезы,Как чистый жемчуг, он собрал,И свежий кипарис и розыВ венок посмертный он связал.Но вместе и Заремы гневнойЛюбил он ревность, страстный пыл.И отголосок задушевныйВ себе их воплям находил.И в нем борьба страстей кипела,Душа и в нем от юных летСтрадала, плакала и пела,И под грозой созрел поэт.Он передал нам вещим словомВсе впечатления свои,Все, что прозрел он за покровом,Который скрыл былые дни.Тень и его здесь грустно бродит,И он, наш Данте молодой,И нас по царству теней водит,Даруя образ им живой.Под плеск фонтана сладкозвучныйЗдесь плачется его напев,И он — сопутник неразлучныйМладых бахчисарайских дев.