Русская сказка. Избранные мастера

Куприяниха — бедная, неграмотная крестьянка (в момент записи ей было 50 лет), рано овдовевшая и с большим трудом выростившая большую семью. В своем громадном селе — она слывет лучшей рассказчицей и лучшим знатоком песен.[53] Репертуар ее — чрезвычайно обширен. От нее записано 56 текстов, и таким образом, по количеству она должна бы занять одно из первых мест в мире русских сказочников, но ее тексты, как и вообще южно-русские сказки, являются текстами нераспространенного типа, т. е. недлинными, короткими рассказами (в противоположность «сильно распространенным» и многоразвитым северным редакциям). Поэтому с количественной стороны Куприяниха значительно уступает ряду сказителей, чей репертуар хотя менее богат отдельными сюжетами, но значительно превосходит общими размерами текстов (напр., Ломтев, Винокурова, Аксаментов и нек. другие).

По составу репертуар ее очень разнообразен: в него входят сказки волшебные, сказки о животных, бытовые — особенно она любит рассказы про попов — знает и переделки литературных произведений: рассказанные ею сказки «про купца Аксенова» и «Семен — пьяница» — не что иное, как известные рассказы Л. Н. Толстого («Бог правду видит, да не скоро скажет» и «Чем люди живы»). Возможно, что и еще некоторые из записанных у ней сказок вошли в репертуар из школьных книжек и рассказов детей, учившихся в школе. Такого происхождения, несомненно, «Золотая рыбка», чрезвычайно близкая в ее передаче к пушкинскому тексту.

Основной фонд ее сказок — бытовые, хотя сама она, как свидетельствует собирательница, больше всего ценит и любит сказки волшебные, отмечая всегда при рассказе, «что данная сказка особенно хороша и интересна». Главной и основной особенностью ее сказок, так же как у Абрама Новопольцева, является рифмовка. Последняя иногда захватывает всю сказку, иногда встречается только частично. Рифмовка же — как обычно в сказках такого типа (пример — тот же Новопольцев) — заставляет вводить новые слова и создавать новые положения. Так, в сказке про козу с козлятами: «ухватил за хвост, сел маленький кузнечишка на нос»; в сказке «Два брата» (см. в наст. сборнике № 30) дети бедного брата получают определенные имена: Тишка и Танька. Имена эти вызваны к жизни и обусловлены, конечно, только игрой рифм. «Ох, жена, поди-ка ты в лавку, купи ты Тишке книжки...

купи Таньке — раздуванку»... Этим же вызвано и прозвище мерина: «упала осина и убила мерина Максима».

Сказочная обрядность у ней представлена очень богато и ярко. Некоторые из ее зачинов представляют собою совершенно самостоятельные присказки. Например, в сказке о «Трусливом Ване»: «Зародился хлеб не хорош, по подлавочью валяли, на пече́ в углу сажали, в коробок загребали, не в городок. Никто хлеба не купить, никто даром не берёть. Подошла свинья Устинья, всю рылу обмарала. Три недели прохворала, на четвертую неделю свинья скорчилася, а на пятую неделю совсем кончилася». Часто в присказку входят пословицы, несущие, таким образом, как бы функцию идейных формул сказки. Иногда пословица вводится и в основной текст, но также в заключительную часть (см. № 30).

В достаточном количестве у нее сохранены и общесказочные типические формулы, в роде: «народ бежит, земля дрожит», «утро вечера мудренее»; описание бега богатырского коня, красота героинь, сохранение закона трехчленности и т. д. «На ряду с этими традиционными аксессуарами, в стиле и словаре сказок Куприянихи — отмечает собирательница — можно отметить и кое-что, попавшее за последние годы: револьвер, полиция и даже милиция, публичные места, фабричные машины и т. д.»

Сказки Куприянихи усвоены ею, главным образом, от отца. Отец ее, Куприян Леонтьевич Ко́лотнев, был «хороший знаток сказок и большой любитель рассказывать». Кроме крестьянствования, он занимался еще развозом муки по пекарням. За сказки ему часто накладывали по возу кренделей. По мнению собирательницы, от отца она усвоила не только основной репертуар, но и тот балагурный стиль, которым она передает свои сказки. «Невольно представляешь себе ее отца, балагура, забавляющего своим красноречием толпу собравшихся слушателей. В его исполнении так уместно это стремление вставить «красное словцо», рассмешить слушателей метко вставленным созвучием, мерной, почти стихотворной речью. Чувствуешь, что рассказчик большое внимание обращает на форму, на самое внешнее словесное оформление своего рассказа».

В устах же Куприянихи это представляется собирательнице как-то мало уместным и она считает, что все это «взято от учителя в готовом виде».