Читаем Русская зима полностью

А Серафима, оставшись одна, прибравшись, приняв душ, садилась работать. Писалось хорошо. Новую пьесу Игорь Петрович похвалил и сделал несколько важных замечаний. Предыдущую предложил в один известный московский театр, и ее там приняли, включил в два престижных конкурса читок. Звал в гости. Серафима благодарила, обещала, но не ехала. Да он и не очень настаивал.

За продуктами ходила одна, катила из «Мегамарта» сумку на колесиках, словно бабушка; Лёню, что бывало раньше, совершенно ни о чем не просила, даже лампочку перегоревшую ввернуть – давала понять, что он нужен ей только для секса. Чтоб не тосковать… Да, когда-то, еще в школе, кажется, вычитала у Андрея Платонова: «Не вырастай, девочка – затоскуешь». Тогда не поняла смысл, а потом… Да уж, эту тоску она узнала. И теперь приучила себя за одну ночь получать от самца столько, чтоб не тосковать следующие три-четыре. Вошла, может, и в неправильную, но колею.

Вставала около одиннадцати, почти каждый день ходила в ближайший фитнес-клуб, даже абонемент купила, потом работала часов до пяти, наряжалась, красилась и ехала в город. В Ельцин-центр, или в Центр современной драматургии, или в театр Николая Владимировича, или в гости к девчонкам, или в кафе куда– нибудь. Болтали, делились планами, строили планы. Некоторые подруги жаловались на парней или мужей, Серафима успокаивала и чувствовала, что успокаивает всегда, как более опытная.

Много времени проводила с Полиной Гордеевой. Они после Новосибирска стали настоящими подругами и теперь, кажется, жили по похожему графику, хотя у Полины был муж и трое сыновей. Но муж до позднего вечера пропадал на работе, двое сыновей учились в универе, а младший, Никита, в десятом классе. Так что Полина была относительно свободна.

Обычно встречались в недешевом ресторане, ели изысканные блюда, Серафима медленно выпивала бокала два вина, а Полина – стакан минералки.

– Вот Никита школу закончит, – часто вздыхала Полина, – и кончится определенный этап.

Серафима пожимала плечами:

– Почему кончится? Продолжит учиться, но теперь в универе.

– Это другое, понимаешь. Когда старшие школу кончили, я как-то и не заметила. А теперь… Тем более он в Москву хочет.

– Зачем?

– Ну вот такой настрой. Наш архитектурный считает шарагой, для него – только Москва. Или в Массачусетс. Там лучший университет. Вернее, Архитектурная школа МIT. Еще Нидерланды, Швейцария. Но мне не потянуть.

– А ты в теме, – отмечала Серафима.

– Еще бы! Я же мать. А он мне все уши прожужжал архитектурой. Я такими могу терминами сейчас посыпать.

– Не надо.

– И вот он уедет. И что – я? Мужу я не нужна, мы давно чужие. Хм, или слишком родные… Город мне не то чтобы надоел, а… Я много где бывала, но хочется пожить в другом месте. Именно пожить. Берлин очень люблю – идеальное сочетание непрерывного праздника и порядка. Но, с другой стороны, как это – всё бросить. Мне сорок пять почти…

– Ну и что? Самый возраст начать новую жизнь.

– Может быть, может быть. Но ведь страшно… Мне, – Полина, улыбнулась, словно вспомнив о чем-то неловком, – и дачку нашу бросать жалко. Знаешь, в прошлое лето так полюбила в земле копаться. Раньше родители затащить не могли, а тут… Особенно одуванчики выкорчевывать. Буквально забываю обо всем на свете, такой азарт находит. А потом вспомню, как я из них веночки плела, и грустно становится до слез. И с еще большей злостью корчую… В общем, не знаю… А ты как, расскажи?

Серафима отвечала не сразу. Прислушивалась к себе – как ей. Единственное слово, какое все последние встречи приходило на ум было «нормально».

– Нормально. Пишу, тусуюсь иногда, занятия нахожу. На фитнес стала ходить…

– О, это отлично! Я физкультурой постоянно занимаюсь. Пробежки по нашему поселку, – Полина жила в комплексе таунхаусов почти в центре города, – турник, тренажеры… А как с любовными делами? Ни по кому, надеюсь, больше не страдаешь?

– Да нет…

– И правильно. Очень рада, что этого Свечина выбросила из головы. Гиблый номер. Поверь мне.

– Да я поняла. Кстати, он мне недавно повесть свою прислал новую, и там почти то же, что в Новосибирске было.

Полина фыркнула:

– Уже успел накатать?!

– Говорит, давно писал. И там финал другой. Что герой приезжает на этот фестиваль на следующий год, а она, героиня, уже с другим. И он устраивает драку.

– Свечин может. Сколько раз слышала. Коле Александрову, критик такой есть, прямо на «Букере» лицо разбил.

– Ужас… Пьяный?

– Ну конечно. Трезвым я его и не видела почти. Или пьяный, или с похмелья… Очень хорошо, что ты по нему не страдаешь. И вообще переписываться не надо. Он, может, и талантливый, но как человек… Держись подальше, в общем.

Серафима послушно кивала.

8

Последнее подобное обсуждение Свечина случилось числа пятнадцатого января. А восемнадцатого днем он позвонил и даже не поздоровавшись, кажется, или как-то наскоро бормотнув «привет», попросил:

– Можно я приеду?

Серафима шла по улице, было холодно, дул ветер со снегом – тот момент, когда легче сказать «да», чем расспрашивать что да как. И она сказала:

– Ну приезжай.

– Спасибо, – бесцветное в трубке.

– Сегодня приедешь?

– Завтра… вечером.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза