Русская зима

А Серафима задумалась, какое желание написать. Ничего на ум не шло… Да пришло, давно пришло, сидело там. Много чего сидело, но не сбывалось. Писала в прошлом и позапрошлом, и раньше. Чего толку снова загадывать? Унижаться перед высшими силами… Они и так ей очень помогают.

– Путин!

Прибавили громкость телевизора, замерли.

– …Дорогие друзья, две тысячи шестнадцатый год уходит. Он был непростым, но трудности, с которыми мы столкнулись – сплотили нас…

Весь год и Серафима, и родители, и Женька с Вадькой, да и брат наверняка – много раз поминали президента, его окружение недобрыми словами, а теперь слушали его чуть ли не с благоговением. Или с надеждой. А может, с уважением не столько к нему, президенту России Владимиру Владимировичу Путину, а к традиции.

– …Главное мы верим в себя, в свои силы, в свою страну…

Папа тихонько взял со стола бутылку шампанского и стал раскручивать сеточку.

– …Хотел бы искренне поблагодарить вас за победы и достижения, за понимание и доверие. За настоящую, сердечную заботу о России….

Папа снял сеточку, крепко держал пробку большим пальцем. Остальные разглаживали свои полоски, слегка сгибая их в центре, чтоб быстрее сгорели.

– …Но не все сегодня за праздничным столом. Много наших граждан, в том числе и вдали от родного дома, обеспечивают безопасность России…

Серафиме стало жутковато сжигать пустую записку и пить ее пепел. Но и любопытно тоже.

– Да кончай уже, – прошептала, первой не выдержав Женька, и президент словно послушался:

– …Сейчас мы с волнением ждем боя курантов Московского кремля и как никогда слышим ход времени, чувствуем, как приближается будущее. Такое бывает только в эти минуты. В этот чудесный, всеми любимый праздник. А у него есть и свои секреты…

Женька уже громко досадливо вздохнула, а мама потянулась к экрану, чтоб лучше услышать эти секреты.

– Например, каждый из нас в новогоднюю ночь может стать немного волшебником. Для этого нужно просто с любовью и благодарностью относиться к родителям, окружать вниманием и заботой своих детей, свою семью, уважать коллег по работе…

– В новогоднюю ночь еще коллег по работе не хватало, – хмыкнул Вадик.

– …беречь дружбу, – вроде бы завершил президент открывать секреты волшебства.

– А это правильно!

Но секреты продолжились:

– …защищать правду и справедливость, быть милосердными…

– Ну это вы умеете, – саркастически заметил папа, с усилием уже удерживая пробку «Вдовы Клико».

– Счастья вам и здоровья, – проникновенным голосом стал заканчивать президент, – благополучия. С праздником. С новым, две тысячи семнадцатым годом!

Заиграли куранты, а потом стали бить. Все торопливо писали желания. Серафима тоже сделала вид, что написала.

– Зажигалка!

Зажгли одну, другую.

Пробка вылетела в потолок, и шампанское за пять тысяч рублей побежало в бокалы, туда же полетел пепел записок. С последним ударом чокнулись и выпили.

– Успели!

– А ты-то успел? – забеспокоилась мама.

– Успел-успел, – прожевывая остаток бумажки, ответил папа.

– И что загадал?

– Хм! Так уж и рассказал… Потом, может, наедине.

Звук телевизора снова сделали тише.

– Ну что, – хлопнул в ладоши Вадик, – теперь не помешало бы водочки.

– Да хоть коньячку!

– Доча, а ты чего такая? – удивилась мама, глядя на Серафиму.

– Да нормальная…

– Замуж она хочет, – рубанула Женька.

– Ну так и выйдет, – мама пожала плечами, будто речь шла о решенной мелочи. – Весной и выйдет.

Серафима изумилась и обиделась с такой легкостью произнесенному пророчеству – не пророчеством это ей показалось, хотя мама и умела предсказывать, а небрежной попыткой поднять настроение:

– За кого я выйду? Ни одного претендента.

– За кого – не вижу, но в апреле будем на свадьбе гулять. Это точно.

– Вот глоток «Вдовы Клико» что делает, – сказал папа. – Так, кому вина, кому чего?

5

Поспать Серафима любила, но первого января почему– то всегда поднималась рано. Это с детства началось – тогда она была уверена: мир в этот день становится другим. Ведь если так радостно, с такой надеждой его встречают, значит, он обязан отличаться от прошлых.

И она долго изучала комнату, в которой спала, потом, не найдя в ней нового, шла дальше, выглядывала в окно… Всё, в общем-то, оставалось прежним. Хорошо, если снег ночью выпадал. Свежий снег, незатоптанный, искрящийся от встающего солнца, становился для нее чудом. Вернее, она убеждала себя, что это чудо, волшебство. Но убеждать себя с каждым разом становилось всё труднее. И один год перетекал в другой без видимых перемен; запах праздника – смесь мандариновых корочек, салатов, бенгальских огней, шампанского – постепенно пропадал, и становилось грустно.

Серафима – что маленькая, что теперешняя – шла к холодильнику и доставала что-нибудь со вчерашнего стола. Обычно – оливье. Ела из салатницы ложкой и грустила.

Вчерашним словам мамы она особого значения не предала. Но и не выходили они из головы. Вернее, интонация: «Ну так и выйдет… В апреле будем на свадьбе гулять». Так запросто…

От этого грусть только усилилась. Захотелось заплакать. Опять же как в детстве – когда что-то пообещали купить и не купили.