Русские друзья Шанель. Любовь, страсть и ревность, изменившие моду и искусство XX века

«А вдруг, наоборот, Ваца сошел с ума из-за „Весны священной“? Вдруг правду говорят, что Николай Рерих связан с магическими силами, которые небезопасно затрагивать и тем более воплощать, вытаскивать на сцену? Ведь древние ритуалы не просто так возникли? – Мися наблюдала плавные, все ускоряющиеся хороводы девушек не сцене и чувствовала неприятный страх. – Но, скорее всего, Ваца просто изначально был слишком чувствительным и слабым, бедный мальчик. Как же Серж его любил и как страдал потом. Вон Игорь ведь не сошел с ума, работая над этой музыкой… вполне разумный человек. Надеюсь, Лёля перебесится и после этой постановки „Весны“ ничего плохого для Дяга не случится», – покосилась она на Сержа и погладила его по руке, а он, глядя на сцену, поцеловал ее пальцы.

На сцене продолжался танец, изображающий игры юношей и девушек древнего племени весной, праздник расцвета животворящей силы. Вдруг Мисю охватил вихрь чувственности, вместе музыка и движения танцоров рождали эротическую энергию и дрожь. Впервые за последние недели она чувствовала себя сильной, радостной, молодой! Сцена все длилась и длилась, ритм ускорялся, накал энергии нарастал. Мися никогда не была чувственной, скорее холодной, ее всегда больше возбуждала музыка, чем прикосновения мужчин. Но такого сильного ощущения, как сейчас, она не помнила; необычная музыка, ускоряющееся кружение молодых тел, эта слаженность, ритм. «Ага, – поняла Мися. – Это Лёля так сделал, потому что он влюблен в маленькую англичанку! Он сейчас ярко ощущает весну жизни и передал это, поймал неуловимое. Глядя на танец, хочется одного – чтобы это длилось вечно. Напитаться этой силой впрок, расцвести, омолодиться! Понял ли Дяг, что такую сцену мог поставить только страстно влюбленный мужчина, еще не утоливший свое чувство?»

Дяг смотрел на сцену, полуприкрыв глаза, с блаженным выражением. На сцене появился старец с палкой, и неистовый танец первородной силы стал затихать. Теперь первобытное славянское племя должно было выбрать самую красивую и здоровую девушку, чтобы принести ее в жертву матери-земле.

Вдруг эта сцена стала для Миси символичной, ей показалось, что этот спектакль вовсе не о ритуалах, которые сегодня кажутся бессмысленными и жестокими. Балет «Весна священная» о том, что природа, или Господь, или мать-земля, если угодно – сейчас, в начале двадцатого века! – выбрала жертву. Страну, которая будет распята, в назидание и на пользу другим странам, чтобы другие не погибли. «Так вот почему Дяг жаждал заново поставить „Весну священную“! Он хотел показать, что Россия, потерянная для него и его близких, мучается не зря. Дягилев сам, как этот старейшина на сцене, старик с посохом, все понимает, смотрит будто сверху». Мися схватила Дяга за руку и не отпускала.

«Господи, как же это страшно, – почувствовала Мися. – Их жизнь, их страна, место, где лежат их предки, – все растерзано и принесено в жертву. Они, мои русские друзья, творят волшебный мир на сцене взамен утерянного своего угла на земле. Они оказались без опоры, лишились корней, родительских соков и при этом имеют мужество не доживать, сетуя на судьбу изгнанников и отщепенцев, а творить, создавать сказку, воображаемые миры для других. Может быть, поэтому у них так хорошо получается? Как Дяг спросил меня однажды: а разве нельзя быть живым на небесах? Они все уже словно не небе, потому что у них нет здесь своей земли! Странники мои… да я и сама такая».

Когда балет закончился, Мясин и Стравинский вышли на поклон. Мися встала, вытирая слезы, кричала восторженно, изо всех сил хлопала. Дягилев, Корибут-Кобутович, Нувель аплодировали и выкрикивали «браво».

– Серж! Это невероятно! – Мися обняла Дягилева. – Какое потрясение!

– Мися моя! Ты видишь, что Лёля гений?! Он лучше всех! Ну что, друзья! – обратился он к остальным. – Леонид Федорыч-то наш как справился!

Дяг сделал плечами несколько танцевальных движений:

– О-ла-ла, получилось! Пафка, тащи корзины с цветами, тащи на сцену! А другую корзину, с шампанским, принцессе де Полиньяк. Пойдемте, друзья!

Спектакль ясно показал Мисе, что Леонид стал достаточно сильным, чтобы выпрыгнуть из «семьи» создателя.

– Я не пойду сегодня с вами, – шепнула она Дягу во время аплодисментов. – Поздравь Лёлю от меня, Стравинского тоже обними и поздравь. Отпразднуйте хорошо, прошу тебя.

– С ума сошла, миленькая? Без тебя никак!

– Мне нехорошо. Правда, Серж… прости, моя голова в последнее время болит. До вашего отъезда позвоню тебе.

– Мися, без тебя не может быть праздника! И как же, я хочу тебя познакомить с Сережей Прокофьевым! Вон, посмотри, он там, – он подвел Мисю к краю ложи. – Стоит рядом с Гончаровой.

Мися увидела длинную с залысинами голову хорошо одетого молодого человека.

– Сережа Прокофьев гений, он солнечный мальчик! Непременно напишет для меня балет, и даже не один, я уверен, – Дягилев приветственно махал то одному, то другому знакомому.

– И как Стравинский это переживет? – поинтересовалась Мися и тоже помахала знакомым журналистам.