«Возлюбленные о Господе отцы и братия! Господу во Святой Троице славимому Богу благоугодно было посетить праведным своим гневом нашу обитель и лишить нас нашего духовного пристанища – священного храма нашего Пресвятой Богородицы. Принимая постоянно от десницы всеблагого Владыки нашего вся благая, приимем ныне с благодарением и противная сему: Его отеческое наказание,
Слово это, произнесенное о. Макарием с сильным волнением в голосе и прерываемое слезами, будучи проникнуто чувством полной покорности и преданности воле Провидения, произвело на слушателей глубокое впечатление.
Из трапезы о. Макарий вместе с некоторыми из влиятельнейших старцев обители отправился на место пепелища, где рабочие были заняты уборкою мусора, горелых балок и железных связей уничтоженного в пламени храма. Когда они по лестницам, переполненным мусором, поднялись вверх и вошли в то место, где находился алтарь сгоревшего соборного храма, то всех их поразило следующее зрелище. Престол, который был все время среди самого страшного пламени, стоял совершенно невредимым на своем месте: на нем лишь в двух или трех местах прогорела шелковая индития. Даже деревянный иконостас остался почти в полной сохранности, попортилась лишь его позолота, тогда как рядом с этим валялись в бесформенной массе расплавленные железные цепи, медное паникадило и железные толстые связи. Эта картина произвела на игумена, старцев и многих из любопытствующих и окруживших их братий столь сильное впечатление, что многие, под влиянием религиозного экстаза, стали рвать священную индитию на престоле с целью сохранить куски ее на память об этом необыкновенном явлении. Игумен Макарий, под тем же впечатлением, тут же высказал желание, чтобы престол храма оставался нерушимо на своем месте и в будущем храме, к постройке которого было немедленно приступлено. «Если Божия Матерь сохранила все это невредимым, – сказал о. Макарий, – то мы не вправе нарушить что-либо из сего».
На это печальное событие многие из братий посмотрели, однако, далеко не так, как внушал им игумен Макарий в вышеприведенном слове, а стали подыскивать свои объяснения причин постигшего несчастия и тем подали повод к толкам и брожениям умов в обители. Этого сорта иноки поставили данное событие в прямую причинную связь с совершенно случайным явлением, имевшим место в обители накануне, т. е. 6 августа[311]
, и стали даже обвинять игумена в нарушении якобы заветов глубокой старины. Об этом покойный игумен, хотя и знал, но выжидал времени, чтобы выступить с сильным словом обличения и положить всему конец. Случай к этому представился скоро же.