Горбачев вернулся за столик с закуской.
– А почему доверие и Чернобыль, – да потому, что не скрыли, это не «Маяк», где все засекретили. И не Байконур, когда Неделин погиб.
– Только саркофаг был не нужен, Саша, – вдруг тихо сказал Горбачев.
– Как не нужен? – не понял Яковлев.
– Совсем. Мы входили тогда в новое мышление, но до конца не вошли.
– Так там… люди погибли… – напомнил Яковлев.
– Солдаты. Много солдат.
Горбачев задумчиво копался в салате, а Александр Николаевич вдруг отложил вилку в сторону:
– Не пойму что-то. Если саркофаг не нужен, зачем тогда его строить?
Горбачев молчал. Он пожалел вдруг, что начал этот разговор. Были такие тайны, с которыми нельзя расставаться.
– Солдатиков я и сам видел, – говорил Яковлев. – Идут, дети, строем, песню поют, в гимнастерках, с лопатами… по два, по три часа были возле реактора… «Помрут же, – говорю маршалам, – хоть бы спецзащиту какую выдали…» А Соколов и его адъютанты не понимают, что я от них хочу: «Они ж солдаты…»
– Солдат не жалели, – кивнул Горбачев. – Зато мы не нагнетали. Я сказал: 50 миллионов кюри. Зачем нагнетать?
И выступил не сразу. Потому что было там от 8 до 9 миллиардов. Так Легасов сказал. Все топливо вдребезги, пустой реактор. Ну, может, 3-4%. Велихов, поскребыш, хитрил и дергался. А Легасов сразу сказал: это мировая катастрофа. Взрыв был термоядерный, до стратосферы.
– И солдаты…
– Погибли, хочешь сказать? Да, погибли. А саркофаг – чтоб успокоить. Представляешь, мы бы сказали: 8-9 миллиардов? Да против нас бы танки ввели. Схлопотали из-за Горбачева конец человечества…
А на хрена мне такая слава?
Я, конечно, – помедлил Горбачев, – не освобождаю себя… от ответственности. А кто-нибудь знает, что пережил тогда Горбачев? Как тяжело было?
Парни из «Курчатова» там, в реакторе, просверлили дырочку, Саша. Крошечная такая дырочка, – Горбачев скрутил «дырочку» из пальцев и показал ее Яковлеву. – Чечеров был у них. Константин, по-моему… Он внес. Предложил. И просверлили. А реактор пуст. Но я, Саша, человек, который способен улавливать все движения в обществе и не только улавливать, а нормально их воспринимать. И сейчас я тоже не могу не реагировать на движение вспять, тем более – трех таких республик… – Горбачев опять вдруг завелся, но на его пульте с телефонами в этот момент пискнула кнопка приемной. – А что ж нам водку-то не несут?..
– Может, забыли?
– Я им дам «забыли», – пригрозил Горбачев, но в этот момент на пульте с телефонами пискнула красная кнопка.
– Что? – вздрогнул он.
– На городском – Шушкевич, Михаил Сергеевич.
– Шушкевич?
– Так точно, – докладывал секретарь. – На городском.
Горбачев редко пользовался городскими телефонами.
– Погоди, а как его включать-то?
– Шестая кнопка справа, Михаил Сергеевич.
Шел третий час ночи.
– Вот так, Саша…
– Да…
– Звонит…
– Звонит.
– А зачем?
– Почем я знаю?.. – вздохнул Яковлев.
– Сказать что-то хочет…
– Наверное…
– Может… не брать? Три часа, все-таки…
– Засранцы, конечно… – Яковлев зевнул. – Сами не спят и нам не дают.
– Не брать?..
– Да возьмите, чего уж там… Хотят объясниться – пусть объяснятся.
Горбачев снял трубку:
– Шушкевич? Здорово, е… твою мать! Тебя, я слышал, поздравить можно? Новые полномочия схватил?., на пьедестал поднялся? Вот беда-то, а? Ты слышал, Шушкевич, что в Киеве, когда был XXII съезд, ночью сняли с постамента Сталина. Вместо него поставили Тараса Шевченко. Так кто-то зубилом рано поутру высек: «Ой вы, хлопцы, хлопцы, шо ж вы наробили? На грузинску сраку менэ посадили!»
Ну, как вирши?..
Не слушая Президента Советского Союза, Шушкевич стал что-то быстро говорить в трубку.
– А вы там, в лесах, думали, как это все воспримет международная общественность?
Шушкевич что-то насмешливо объяснял.
– То есть? – оторопел Горбачев. – А это… как понять?! Выходит, Бушу вы доложились раньше, чем Президенту собственной страны?
Шушкевич вдруг буркнул что-то резкое, и разговор оборвался.
– Они говорят, Буш их… благословил… – медленно произнес Горбачев и с размаху швырнул трубку на стол. – Пока я говорил с этим… типом, Ельцин дозвонился до Буша.
Вдруг стало заметно, как он устал.
– Вот так, Саша… Вот так…
«Сгорает человек, – подумал Яковлев. – Все, с этой минуты он – бродячий царь…»
Через несколько минут позвонил Назарбаев: руководители союзных республик – все, как один, – отказались поддерживать Горбачева. Утром, ближе к десяти, пришел Собчак: похожую позицию занял Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.
– Милые бранятся – только тешатся, – заявил Патриарх…
Александр Николаевич Яковлев попросил связать его с Ельциным, рассказал, что он провел с Горбачевым весь вечер и что как политик Горбачев отныне не существует.
34
Смешно, наверное, но разговаривать с Раисой Максимовной о делах он мог только по ночам. Днем некогда, да и тогда, в декабре 91-го, Раиса Максимовна не выходила из больничной палаты. Врачи отпускали Раису Максимовну только на субботу и воскресенье, да и то не всегда. Рука плохо двигалась, зрение вернулось без боковых полей, справа и слева от центра – сплошная белая пелена.
Полумертвая рука все время напоминала ей о смерти.