Русский ад. Книга первая

– В этой связи, товарищи, хочу отметить: никто и никогда не ставил передо мной задачу сохранить флот. И взаимодействие, какую-то помощь не предлагал. С Нового года в Москве все будто попрятались, и адъютанты не могут вразумительно объяснить, куда сейчас, в этот решающий час, исчезли их начальники. Поэтому мне как командующему самому необходимо принять сейчас политическое решение. Я уверен, товарищи, что определенные криминальные круги и в Москве, и на Украине уже предвкушают беспрецедентный передел разветвленной инфраструктуры Черноморского флота. Поэтому времени у нас нет. Время сужается каждую минуту, и вот-вот наступит точка невозврата. Но я, друзья, представить себе не могу, что у России нет больше Черноморского флота! Это… это уму непостижимо! Россия опять оказалась на пороге национальной трагедии и унижения, поэтому я, адмирал Касатонов, не могу допустить эту трагедию!

Еще раз: если Россия молчит, значит за Россию скажу я, командующий Черноморским флотом. И опираться мы будем на вице-президента Руцкого: он за нас горой! Когда все корабли выйдут на рейд, а личный состав будет построен на палубах, я на катере объеду все корабли и официально объявлю, что Черноморский флот будет российским, переприсягание невозможно, ибо переприсягание – это предательство!

Пенкин сделал полшага вперед.

– Разрешите, товарищ командующий? КГБ Украины немедленно возбудит уголовное дело – по факту нашего пересечения государственной границы Украины.

– А кто сказал, контр-адмирал, что мы пересекаем границу? Мы будем находиться в территориальных водах Украины, но в открытом море до тех пор, пока и Москва, и Киев не затвердят наше решение служить России. Ну а пример, Александр Александрович, будем брать с капитана I ранга Богдашина: он же два года назад не испугался тюрьмы!

Богдашин потирал руки:

– Значит, бунт, Игорь Владимирович?

– Бунт, командир. Во славу России!

Касатонов не сдержался: он расцеловался с Пенкиным, стоявшим перед ним навытяжку, потом обнял Богдашина.

Из глаз Касатонова текли слезы.

Рано утром, когда Ельцин еще спал, Кравчук сорвал все телефоны в Ново-Огарево. Президент Украины еще с ночи заготовил Указ об отставке Касатонова, но командующий его опередил: флот подтвердил свою верность России, и Кравчук не знал, что ему делать.

Ельцин неторопливо, очень вкусно позавтракал и по дороге в Кремль позвонил Кравчуку:

– Не трогай адмирала, Леня! Руцкой говорит, он – сумасшедший, а ракет у него столько, что они, понимашь, до любого Киева долетят. Тебе нужны ракеты над головой? Вот и сиди себе тихохонько, я ж отдал тебе Севастополь. Но и к флоту больше не лезть, а то они правда стрелять начнут, на хрена нам, Леня, такой геморрой?..

36

– Все, Акопчик, как дважды два… Руцкой был выше Акопа на целую голову, но умудрялся дышать ему прямо в лицо. – Если у политика нет денег, он онанист, Акопчик, а не политик.

От Руцкого несло луком.

– А у меня, Акопчик, две академии, шоб ты знал! И в Кремль я пришел с поста заместителя командующего воздушной армией: генерал-майор плюс вице-президент!

Но ты же сам посмотри, что делают сейчас эти суки! Президент пишут с большой буквы, а вице-президент – с маленькой, вроде как я – порученцем у Бориса Николаевича, хотя народ, Акопчик, избрал нас одним бюллетенем!

Идем дальше: если я баллотируюсь вместе с Ельциным, – Руцкой загнул палец, – мои голоса тоже работают на его победу! Ветераны, армия, бабы… ты знаешь, сколько за меня сейчас баб?

Когда Руцкой пил, он пил очень много, как он говорил – «до полного упаду».

– Ну что, поехали?

Водка с размаха влетела в усатый рот вице-президента России.

– Поцелуемся, Акопчик?

– Нет-нет, сначала надо чокнуться…

– Ну, давай!

Руцкой снова налил себе водку.

– Давай!

Поцелуй получился смачным, влажным, но вытирать рот было как-то неудобно. Акоп сделал вид, что он задумался, прижал стакан к щеке и незаметно прокатал его по губам.

– Ну не командир я, согласен… – Руцкой взял соленый помидор и пальцами разорвал его пополам. Половину помидора он сразу отправил в рот, другую половинку шмякнул обратно в тарелку. – Но я точно, Акопчик, не второй пилот… это-то вы… извините меня! Апоихнему я вообще черт знает что такое, примкнувший какой-то… К Борису Николаевичу!

– Да у вас, я считаю, самая тревожная работа на земле…

– Правильно говоришь, – поддержал Руцкой. – Значит, вывод: если я, уважаемый, не подкреплю себя бизнесменами, которым я ж в итоге и помогу заматереть, кранты мне, в металлолом сдадут, долетал ся я…

Руцкой был в добротном темно-синем костюме.

«Штуки полторы, наверное…» – прикинул Акоп.

– Не-а, икнул Руцкой, – я им не дам себя игнорировать.

Год назад мэр Москвы Попов выделил (по просьбе Руцкого) фонду «Возрождение» (вроде бы – инвестиционный фонд) один из бывших правительственных особняков на Ленинских горах.

Высоченный забор, парк, похожий на лес, птички поют, чудный вид на Москву-реку, двадцать минут до центра. Бывает такое?