Русский ад. Книга первая

– Мы рады, очень-очень рады дорогому гостю, – бормотали гонцы Солженицына, окружив А.Т. на рязанском вокзале (нельзя же было так, чтобы его совсем никто не встретил), – но у Александра Исаевича очень строгий режим, ушел на прогулку, вот-вот вернется…

В подтексте так: когда захочет, тогда и вернется!

А.Т. скис. Рванулся было обратно в Москву, только что-то его остановило. Насупившись, сел А.Т. (с его-то корпуленцией) в поданный «москвич», не сказав ни слова.

Не умеет на равных, – да? Опять… учитель и ученик?

Послушайте, господа: разве не через «Новый мир», прямо как в «Руслане» Александра Сергеевича, мигала Солженицыну огромная Лубянка: «ну, брат, знай наших!»?.. И разве не А.Т. озвучивал ему позицию Кремля: «там, где надо», рекомендуют «не вылезать», «подождать», «свернуть очернительство»? Разве не Дементьев и Сац, оруженосцы А.Т, за спиной Александра Исаевича тихо, по-воровски вырезали из его рассказа «Для пользы дела» все фразы, резавшие своим острием?

Сколько же шею гнуть, Господи?

Интересно: если бы тогда, в 45-м, Александр Исаевич с фронта не в лагерь бы отправился, а приехал (как герой, как другие победители) в Москву? На кителе – два боевых ордена, офицер, яркая речь… и вышло бы Александру Исаевичу определение на работу. Куда? Да хоть бы и в тот же Кремль, не боги горшки обжигают… – что тогда с ним было бы?

Чтобы найти свое место в жизни, достаточно иногда всего лишь занять чужое кресло! Главный вопрос его «ГУЛАГа»: «повернись моя жизнь иначе, палачом таким не стал бы и я?».

Эх, Трифоныч, Трифоныч… Прежде чем отберут у тебя «Новый мир», скольких людей, писателей ты отберешь сам у себя…

А ведь приехал тихо, на электричке. Из кандидатов в члены ЦК КПСС – и в заглот русской провинциальной жизни. Вся его монументальность сразу куда-то исчезла; дорогой А.Т. читал книжку Якубовича-Мелынина, разговаривал с попутчиками, он же лет десять, поди, не ездил в электричках, вот глаза-то и распрямились…

Войдя в дом, с порога А.Т. потребовал водки. Отказать?

Как? Да и не по-людски как-то, гость!

Взмахом опрокинул А.Т. граненый стакан. И все, ушел!

В запой.

Поди-ка, верни!

Самое верное, конечно, позвонить Марии Илларионовне, супруге А.Т., вызвать ее в Рязань, но Мария Илларионовна на даче, телефона там нет, дом новый (старый отдали дочери). – Да, был, был им случай излиться друг другу, глаза в глаза (в Москве всегда кто-то мешал), но ведь А.Т. не выходит из-за стола, боится, что у него бутылку отнимут. Если засыпает, то здесь же, за столом, уронив голову на свои огромные руки. (Александр Исаевич аккуратно подсунул ему под голову располовиненную буханку черного хлеба. Хотел было подушку положить, но А.Т. что-то почувствовал, рыкнул и отбросил подушку в сторону..)

Жалко хлеб. Был рассчитан на три дня.

Главное, он остановиться не может. Уже три бутылки убрал, наградил же его Господь желудком, способным взять любое количество спиртного… Пьет, бормочет что-то себе под нос, вдруг вскакивает, бешено командует сам себе: «Молчать!» Отдает – сам себе – честь и падает обратно за стол, требуя водки…

«Печаль не уморит, а с ног собьет…»

Позвонить в обком? Кандидат в члены ЦК, как-никак, а рядом с Александром Исаевичем – одни трезвенники. Врачей позвать? Но А.Т. после «Теркина» многие в лицо знают, город крошечный…

Если бы тогда, в Рязани, в его доме, А.Т. умер бы от водки, все (даже друзья) тут же, сразу бы сказали: эх, не сберег Александр Исаевич великого поэта, своего главного редактора! А.Т. так его любил, заботился о нем, а Александр Исаевич не сберег.

Вскормил кукушку воробей,Бездомного птенца,А та возьми да и убейПриемного отца…

Разорвись надвое – скажут: а что же не вчетверо?

Как же им – всем! – подвига хочется, да? Чтобы кто – то… кого-то… грудью прикрыл: подвиг как всеобщая зараза, как всеобщая советская обязанность…

Сталин – Пырьеву, узнав, что на экраны выходит фильм о Матросове: «А, тот глупый мальчик, который прыгнул на дзот?..»

Да-да-да, еще раз: Америку Господь явно обидел климатом. Ни лета здесь (вместо лета – одна жара), ни зимы; дожди есть, но как из пипетки; либо муссоны, это юг, либо черт знает что такое, а не дожди…

Если Торонто – широта Краснодара, то Вермонт – это параллель с Сочи, так… что ли?

Где-то здесь, рядом с Вермонтом, прячется (от всех) Светлана Сталина. Живет, говорят, в дорогущем пансионе, значит, достаток есть. – Чуть поодаль, километрах в пятистах, обжился любимый сын еще одного вождя, Сергей Хрущев. Единственный человек в их семье, с кем Никита Сергеевич жил как бы одним дыханием. В Бостон, куда еще в прежние годы сбежал (в поисках нормальной жизни?) Коржавин, вот-вот приедет Межиров. Мчался куда-то на «Жигулях», сам за рулем, и насмерть сбил человека. Возбуждено уголовное дело, теперь схорониться надо, лучше – эмигрировать.

Нарастает на людях трусость, как сало на свинье.

Поэт князь Шаховской, он же архиепископ Иоанн Сан-Францисский, открыто смеется над Александром Исаевичем: