Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Отец Сергий представлял монастырь в Киноте в то время, когда происходили серьезные изменения уклада жизни монахов Афона: принимался новый устав Афона, менялись отношения с новым греческим правительством. Все это требовало постоянной напряженной работы и от отца Сергия. Именно его заслугой является то, что прибывшие в 1925–1927 годах из Карпатской Руси молодые люди, желающие остаться в Руссике, не были выдворены с Афона. Он смог доказать, что они истинно православные, в чем сомневался Священный Синод. В своем выступлении на эту тему на заседании Синода отец Сергий говорил: «Вся Европа знает, что угроруссы полтора столетия боролись за свое Православие и только насилием были вынуждены поминать имя папы при богослужении, и как только они освободились от австрийской власти, сейчас же возвратились в Православие. Они сто лет боролись за Православие, и такие люди не могут не знать догматов. Патриархия [Вселенская] должна радоваться, что полтора-два миллиона униатов обратились в Православие». [380] Настойчивость отца Сергия в этом вопросе возымела успех, и Синод отказался от выдворения карпатороссов с Афона.

Отец Сергий был в первую очередь настоящий монах-подвижник. Невероятная нестяжательность была его отличающим свойством. В его келье не было ни одного предмета в количестве двух экземпляров. Имелся в наличии всего один подрясник, он пользовался одним стулом, одним одеялом и т. д. Как только кто-то ему дарил какую-то вещь, которая у него уже была, он ее или подкидывал другим братиям, или вешал на двери рухольной*.

Отец Сергий был большим любителем Иисусовой молитвы. Творить молитву было его основным занятием и утешением. Перед смертью, когда он серьезно заболел и не мог ходить в храм, он, сидя в келье, творил Иисусову молитву беспрерывно, и, как говорил его келейник, его последними словами были «Иисусе Христе...»

Преставился отец Сергий 13 октября 1942 года.

Схиархимандрит Алексий (Киреевский)

Схиархимандрит Алексий (в мiру Владимир Леонидович Киреевский) был представителем знаменитого дворянского рода, племянником известных славянофилов братьев Киреевских. Родился он в 1870 году в Орловской губернии, где его отец имел обширные помещичьи угодья и поместье. Владимир Леонидович до поступления в монастырь в возрасте 26 лет успел побывать на военной службе, был прапорщиком запаса, поучиться в университете и Духовной академии, овладеть несколькими европейскими языками.

22 октября 1896 года Владимир Леонидович приезжает на Афон и сразу просится в послушники Русского Пантелеимонова монастыря, куда его с радостью принимают. Через год, 17 марта, он был пострижен в мантию с именем Алексий, 17 марта 1903 года в схиму с тем же именем. 7 июня 1901 года он был рукоположен в иеродиакона, а через три дня в иеромонаха.

Послушание отец Алексий сначала проходил в библиотеке, был помощником отца Матфия (Ольшанского); с 23 сентября 1903 года он на Новой Фиваиде; с 1910 года на подворье в Константинополе – настоятель; [381] с 1914 года на подворье в Одессе – духовник; а с августа 1917 года вновь в обители, где он окончательно поселяется в пустыне Новая Фиваида и ведет там отшельнический образ жизни.

Отец Алексий был одним из активных противников имябожнического учения. Он опубликовал много статей по этому вопросу в «Церковных Ведомостях», за что был награжден от Священного Синода наперсным золотым крестом.

По приглашению представителей Русской Церкви в эмиграции и по благословению старцев обители 25 ноября 1925 года отец Алексий выехал в Париж и стал настоятелем скита во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших, под Верденом, устроенном на могилах русских воинов. Старцы обители в интересах монастыря считали необходимым иметь своего представителя в одном из центров русской эмиграции, поэтому, несмотря на многочисленные просьбы отца Алексия вернуть его обратно в обитель, они настаивали на его пребывании там.

Вот что пишет отец Алексий в ответном письме игумену Мисаилу 4 апреля 1929 года: «В прошлом году, возвратившись из храма, в Великий Пяток, получил я Ваше письмо, в котором Вы советовали мне отложить свой приезд на святой Афон до окончания церковной смуты [Карловацкого раскола]. Это был большой удар для меня! С Божьей помощью я пережил его, и теперь идут у меня хлопоты о моей визе. По слухам, Вы, батюшка, лично желаете моего возвращения. Как отрадно было бы мне ныне к Пасхе получить от Вас отеческое письмо с вестью, что виза мне есть. Я ни о чем другом не мечтаю, как о безмолвии на Афоне на своей каливке на Фиваиде. Долго ли нам осталось жить? Неужели, умирая, приближаясь к смертным вратам, мы с Вами не увидимся». [382]