Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Схимонах Иоанн (в мiру Иван Андреевич Попович) родился в 1904 году в крестьянской семье Андрея и Марии в селе Горинчево Марамарошской губернии Карпатской Руси, которая до Первой мiровой войны входила в состав Австро-Венгерской империи, а между двумя мiровыми войнами в состав Чехословакии. Карпатская Русь из-за известных событий в России оставалась одним из немногих мест вне территории Советского Союза, где в неизменном виде сохранились традиции старой дореволюционной России. Именно сюда стекались большие группы первой волны эмиграции, среди которых было немало духовенства.

Под влиянием этих деятелей церкви и культуры в этом регионе возникло и стало активно развиваться русское национальное и культурное движение: основывались новые церкви, открывались духовные миссии, возобновлялись монастыри. Результатом этой деятельности стало решение целой дюжины ребят из местной молодежи поехать на Афон и поступить в Русский Пантелеимонов монастырь, который в те времена очень нуждался в людях. Среди этих молодых людей был и 22-летний Иван.

Иван Попович вместе с другими соотечественниками поступил в Руссик 4 августа 1926 года, где ему дали одно из самых трудных послушаний – ухаживать за быками. Дело в том, что монастырь имел на своей территории кожевенный завод, где использовалось собственное сырье. Поэтому во владениях монастыря держали большое стадо быков, а ухаживали за ними физически сильные монахи. Иван был физически очень сильным юношей, и поэтому ему досталась такая работа. 24 марта 1928 года Ивана постригли в рясофор с именем Иасон.

В это время сильно заболел на Крумице главный пасечник монастыря, и из-за неимения ему замены огромному медовому хозяйству грозила гибель. Но тут вспомнили, что отец Иасон в юношестве в хозяйстве своего отца занимался пчеловодством, и его немедленно направили на Крумицу помощником пасечника. Последний вскоре умер, и отец Иасон остался один. Это было огромным испытанием для молодого монаха, так как ему приходилось начинать доселе неведомую ему жизнь отшельника. Дать ему помощника не было никакой возможности. Но, по молитвам старцев, Бог не оставил мужественного послушника, и он не только успешно справился с возложенным на него заданием, но и сам достиг высоких духовных вершин. На протяжении 20 лет он один снабжал так необходимым всем продуктом питания – медом своих монастырских собратьев и одновременно, не жалея себя и упражняясь в аскетических подвигах, шаг за шагом продвигался по духовной лестнице.

Любопытное воспоминание о встрече с ним оставил нам писатель Вл. Маевский: «Тропинка вилась среди густых зарослей... И не помню, как я добрел до этого чудесного уголка, открывавшегося на моем пути как бы совсем случайно, ибо о его существовании, по-видимому, забыл и мой спутник – монах.

– Да здесь никак пасека Крумицы! – спохватился он, стараясь рассмотреть что-то за густой зеленью листвы. – Так и есть... она самая!.. Здесь отец Иасон спасается и Божьих пчелок обслуживает... Любопытный монах... Вот сейчас сами увидите! – закончил мой спутник, иеромонах Харалампий, смело сворачивая куда-то в сторону от тропинки.

Минута – и он, отодвинув какой-то засов, уже пропускал меня в небольшую калиточку, за которой вилась узенькая тропинка, пробегавшая над глубоким оврагом, густо заросшим кустарником и деревьями. А вокруг, казалось, на много километров не было никакого человеческого жилья – настолько дикой представлялась вся окружающая местность.

И вдруг мы почти вплотную подошли к маленькому домику, в который вели две двери: прямо, по-видимому, в жилое помещение, а по террасе направо – в крошечную церковку, где мерцали лампадки. И я невольно, сразу же, направился внутрь этого редкого миниатюрного храма, чтобы приложиться к святыням его...

– Отец Иасон, а... отец Иасон! – прокричал мой спутник, по-видимому предпочитавший издали сообщить хозяину о нашем приходе и не решавшийся переступать заветных границ пасеки, где жужжали пчелы. – Бросьте работу, отец Иасон... я вам гостя привел... идите сюда!..

Монах-пасечник помахал нам издали рукой в знак своего согласия. И вскоре его освещенная ярким солнцем фигура стала приближаться к келейке, где мы дожидались его на терраске. С невольным любопытством стал я поджидать этого старца-пасечника, ибо иной встречи и не мог себе представить... Каково же было мое удивление, когда вскоре на террасу взошел не старец, а еще очень молодой инок, всего несколько лет назад вступивший на землю Афона простым мiрянином-паломником из Прикарпатской Руси, а затем уже навсегда оставшийся для монашеской жизни у подножья Святой Горы.

Отцу Иасону на вид было не более тридцати лет. Но какой серьезностью и глубоким пониманием принятого на себя сурового подвига веяло от всей его скромной фигуры, облаченной в грубый подрясник! А вместе с этой серьезностью как-то удивительно сочеталось и детское простодушие, и искренняя ласка в голосе, и способность без всякого усилия с его стороны вселять в душу своего собеседника покой и тишину, чего в мiрской обстановке редко можно ожидать и от пожилого человека.