Русские любят исповедоваться
, говорил ты. Огромное количество интервью с медиаперсонами, где ты и «звезда» общаетесь сначала на равных, а затем ты ставишь «звезде» капкан, и сам же ее спасаешь… или не. Алиса Фрейндлих, Майя Плисецкая, Людмила Гурченко, Алла Пугачёва, Юрий Никулин, Анатолий Карпов, Михаил Горбачёв… Список огромен и ты, мозг, который сам себя съел, задавался в финале неизбежным вопросом: стоило ли так стараться ради того, чего так когда-то хотел. Ты придерживался расхожего мнения, что человек в первую половину жизни делает себе имя, а вторую живет за счет него: «Если бы в сорок лет я думал, что меня ждут новые манящие горизонты, это был бы самообман. У меня одна большая цель, ради которой я готов идти напролом: достойно прожить жизнь до конца». Тебе это удалось, несмотря на примитивные попытки чужаков влезть в тайники твоей анимы: «Человек живет только раз и должен получать кайф от того, что его доставляет. И если вопрос в том, с кем я сплю, то я сплю один и чувствую себя прекрасно», – ответил ты как-то любопытствующему двуногому, не забыв поблагодарить за вопрос. Ты профессионально скрывал свою жизнь, хотя и говорил, будто никогда нарочно не возводишь вокруг себя стену, чтобы казаться загадочным или давать повод для слухов. Ты жил, ты был полон своей передачей, ты не желал размениваться на что-то сугубо личное и подчеркивал: «Самое большое счастье для мужчины – это работа. Профессия, от которой он получает удовольствие… Я счастлив, потому что у меня была работа. Я никогда не испытывал отвращения к тому, что делал».Разумеется, тебе пришлось идти на не всегда приятные компромиссы… все эти бесперебойные звонки «звёздам», уговоры и псевдокниксены однажды так достали, что ты решил: все равно, кто будет сидеть напротив – главное, чтобы этого «Напротив» доставили в студию без тебя. Точка. Твое отношение к работе тоже претерпело изменения: «Мое дело – взять интервью, а не торговаться, нравится мне этот человек или нет, интересен или нет. Мне платят за то, что я сделал интервью». Всё. И все же пресловутая личная жизнь Урмаса Отта
не давала покоя многим: сегодня тебя, вероятно, назвали бы «гей-иконой», ну а тогда тебе приходилось говорить, что ты, не отмечающий свои дни рождения секс-символ эс-эс-э́рии, слишком привык к удобной жизни и не представляешь, как можно жить с кем-то, терпеть кого-то. Эта более чем понятная позиция вызывала у «совков» тотальное непонимание: они плодились и размножались, а ты… ты всегда был один, и тебе это нравилось, ты кайфовал – вот это-то «нравилось» и не могли взять в толк люди, созданные для бесперебойной репродукции. Последнее тебя не интересовало: на карту ставилось иное – то, что тебя держит. «Жизнью движут две основные силы: либо деньги – для меня это так, либо дело, которое действительно интересно». «Не имеет смысла считать мои деньги», – также говорил ты, одно время зарабатывающий две-три тысячи за концерт, – а вечерних выступлений могло быть несколько: средние зарплаты обычных людей колебались тогда от двухсот до пятисот рублей, почувствуйте разницу.Еще в юности тебе хотелось прожить жизнь, не убиваясь на работе: так и вышло – ты не убивался: ты блистал. До любви ли тебе было? Да и что есть твоя любовь, как не воспоминание о далекой Мерике Клюкин
, которая захватила твое воображение с первого взгляда, – воспоминание, которое, впрочем, не сделало тебя тотально несчастным?.. Или это всего лишь маска, Урмас? Наверное, у каждого в выдвижных ящичках памяти есть свои «мерике», и кто-то – в большей, а кто-то – в меньшей степени ассоциирует свое так называемое счастье с образом «священной коровы»: о, простите, эстет. Ты не ассоциировал – во всяком случае, никому не говорил об этом… Что ты думал на самом деле, мы уже никогда не узнаем, как не узнаем и того, что ты на самом деле чувствовал, когда повторял: «Жизнь подходит к концу и ее надо завершить достойно» – ты, перенесший инфаркт, жесточайшее нападение (с ножевыми ранениями), сложную реабилитацию, а в финале – химиотерапию и операцию по пересадке костного мозга…