Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим

Путин, однако, говорит в духе консерватизма, поскольку представление о здоровом обществе в России является традиционным, элита может быть любой (по отношению к постсоветской элите применим термин советских времен «небожители»), народ по природе всегда консервативен в силу живого инстинкта самосохранения, притупленного в неоновых городах с цифровизированной повседневностью.

Консервативным элементом высказывания Путина является подчеркивание уникальности России, которая «всегда играла особую роль в строительстве отношений между Востоком и Западом». В отличие от просвещенного абсолютизма Екатерины II, объявившей русскую империю «европейской», в годы просвещенного авторитаризма Путина современная Россия получила иную ориентацию — «уникального евроазиатского государства».

Если государство является «евроазиатским», то какова по мнению президента нация? Ответ Путина: «европейская» и «российская».

В триаде Путина о национальной идее новой России «русское» отсутствует: «евроазиатское государство» — «европейская нация» — «евразийская» и «российская» культуры.

Если в отношении государства и нации можно принять, что они «евроазиатские» (как геополитический показатель) и «европейские» (как цивилизационная ориентация), то в отношении культуры определение «евразийская» или «российская» является искусственным, казенным. Культура России «русская», так же как и язык Пушкина «русский», а не «российский». Естественной реакцией на российскую политкорректность, проповедуемую государством, было неприятие этого нового понятия обществом России.

Отрицательное отношение к термину «россиянин» характерно не только для патриотических кругов начала 90-х годов: самым ярым его противником был Александр Солженицын, — неприятие его сохранилось и сегодня, то есть через 20 лет после рождения новой России. Показательным в отрицании идеи «российской нации» служит самоидентификация либерального политолога Дмитрия Орешкина: «По национальности я русский, по государственной принадлежности — россиянин. Это разница. […] А в том, что касается национальности, то это дело глубоко личное, интимное и культурное. И здесь не надо путать, подменять слово «русский» словом «российский». Меня нисколько не напрягает то, что я гражданин РФ, если угодно, россиянин, но при этом я хочу остаться русским… позвольте мне здесь остаться совершенно свободным в своем выборе»[169].

Выражением подобной двойственности начал: гражданское/российское и национальное/русское является интересное терминологическое противоречие в использовании Путина: речь идет о «российской многонациональной нации». В этом случае, возможно, был бы более удачным термин, предложенный акад. Валерием Тишковым: «многонародная нация», однако в констинуции РФ воспринято определение «многонациональная». Подобно Д.Б. Орешкину акад. В.А. Тишков предлагает создание двойной идентичности — «престижность русскости, и статус русских можно и нужно повышать не через отречение от российскости, а через утверждение двойной идентичности: русской и российской»[170].

В. Тишков отрицает понятие «национальное государство»[171], хотя он один из авторов первой национальной концепции постсоветской России с 30 июля 1992 г. Понятие «национальная политика» он определяет только в отношении внешней политики преследования государственных интересов, а термин «нация» определяет как «политический лозунг, средство мобилизации, а не научную категорию»[172].

15 июня 1996 г. Ельцин подписал указ «О концепции национальной политики», ориентированной на развитие федеративных отношений и право на национально-культурную автономию; «русский народ» был определен опорой «российской государственности» и межнациональных отношений[173]

.

В декабре 2012 г. Путин подписал стратегию государственной национальной политики[174], подтверждающую философию концепции Ельцина 1996 г. Единственным серьезным различием между этими двумя документами, по мнению руководителя рабочей группы по разработке Стратегии, специалиста по национальным и федеративным отношениям, Вячеслава Михайлова заключается в том, что «концепция 1996 г. ставила перед собой задачу гармонизации межнациональных отношений в условиях распада СССР»[175].

Понятие «российская нация» отсутствует в языке одного из самых надежных последователей Путина — ретроконсервативного кинорежиссера Никиты Михалкова. Верный своим консервативным убеждениям, Михалков написал политический манифест «Право и правда» (2010 г.), в котором определил нацию следующим образом: «по Божьей Воле сложившийся в России тысячелетний союз многочисленных народов и племен представляет собой уникальную русскую нацию». Михалков не отрицает «евразийских координат» «особого сверхимперского сознания» русских. В его понимании «Россия-Евразия» — это «не Европа и не Азия, и не механическое сочетание последних. Это самостоятельный культурно-исторический материк, органичное национальное единство, геополитический и сакральный центр мира». В языке Михалкова, однако, нация «русская», а государство — «российское»[176].