В сфере прессы особенно влиятельным в формировании идентификации образованных «новых людей» стал демократический дискурс «Современника» и «Русского слова», а затем их преемников «Отечественных записок» и «Дела», самых успешных толстых журналов по количеству подписчиков и экономическому успеху. Риторика реализма, которую культивировали эти журналы, благодаря парадоксу, при котором социальная действительность становилась производной своей репрезентации в печати, способствовала привлечению разночинной аудитории. Эти журналы особенно успешно предлагали участникам растущей публичной сферы средства для культурной самоидентификации посредством чтения, самоидентификации, основанной на приобретении «верных идей», прогрессивных воззрений и в целом нового языка для выражения современного человеческого опыта[808]
.Толстые журналы завоевали ведущую роль в русской культуре на рубеже 1840‐х годов, когда «Отечественные записки» А. А. Краевского включились в конкуренцию с «Библиотекой для чтения» в сфере, которую современники называли «промышленной литературой» для «ярыжной публики». Эту публику полицейский отчет описывал как «огромный класс, ежедневно умножающийся» и включавший «разорившееся и развратное дворянство», «безрассудное юношество», «кантонистов, семинаристов, детей бедных чиновников»[809]
. «Библиотека для чтения» и «Отечественные записки» создали модель толстого журнала как культурной формы: долгосрочное коммерчески жизнеспособное периодическое издание, объединявшее под одной обложкой разнообразные материалы и обращенное к формировавшейся «демократической» аудитории. Развитие толстых журналов привело к упадку более ранней культурной формы альманаха и к началу 1840‐х годов вызвало кризис в книгоиздании, связанный с уходом авторов в журналы[810]. В 1847 году «Современник» Н. А. Некрасова и И. И. Панаева присоединился к соревнованию среди толстых журналов, подтверждая господство этой культурной формы.Поле толстых журналов приобрело прочную структуру на рубеже 1860‐х годов. Прогрессивные левые имели не один, а два журнала: «Современник» и «Русское слово». Консервативных правых представлял «Русский вестник» М. Н. Каткова. Либеральная середина принадлежала «Отечественным запискам» Краевского. После непродолжительного закрытия в 1866 году «Русское слово» вновь появилось как «Дело», а ликвидированный «Современник» сменился на «Отечественные записки», когда Некрасов приобрел издание у Краевского. Либеральный центр занял «Вестник Европы» М. М. Стасюлевича.
Наиболее важным аспектом в сфере толстых журналов была способность двух из них, «Современника» и «Русского слова», преуспеть в одном и том же идеологическом сегменте. Вражда между этими журналами побудила Достоевского придумать памятную идиому «раскол в нигилистах»[811]
. Однако эта вражда оказалась стратегически продуктивной для успеха дискурса, который культивировали оба журнала: их прогрессивно настроенная аудитория разделяла в целом сходные язык и убеждения, одновременно пользуясь свободой придерживаться различных взглядов на направление социальных, политических и культурных преобразований. Успех обоих журналов обусловил их совместное культурное влияние.Исследователи русского языка XIX века Ю. С. Сорокин и В. В. Виноградов подчеркивали, что с 1830‐х годов главное русло его развития лежало не в сфере художественной литературы, а в журналистике. Сорокин указывает на значение «публицистических стилей» как «признанный факт» их «активной роли в развитии литературной речи данной эпохи»[812]
. Виноградов описывает выдающееся значение «газетно-публицистической речи», в отличие от «изящного языка художественной литературы»[813]. Кроме того, Виноградов отмечает важность термина «публицистика» в 1860‐е годы, когда он ассоциировался с журналистикой, практикуемой Чернышевским и Добролюбовым[814]. Роберт Белнэп приходит к аналогичным выводам, хотя и сужает фокус до традиции радикальной политической речи в России: он указывает на то, что «простота прозы, высокая моральная позиция и способность характеризовать оппонентов в доступных стереотипах», в частности в «Современнике», «задали образец для Михайловского, Ленина, Луначарского, Горького, лидеров большевистской и советской журналистики»[815].Узкий фокус Белнэпа отражает его интерес к влиянию, которое язык радикальной интеллигенции, распространявшийся в прогрессивных журналах, оказал на революционное движение в стране. Этот акцент заставляет ученых рассматривать читателей этих журналов как узкую «субкультуру»[816]
.