Когда придут эти блаженные времена, когда критика в искусстве будет видеть искусство, имеющее в себе самом цель, когда она, разбирая «Обыкновенную историю» Гончарова, забудет и думать о направлении, в котором он написан, а будет говорить, что этот роман прекрасен и художественен, что «Ревизор» вовсе не донос на взяточников-чиновников, а комедия, над которой во все грядущие времена станут смеяться народы…[1028]
Отзывы современников свидетельствуют о том, что похожих взглядов Писемский придерживался и позднее. П. Д. Боборыкин, принявший у Писемского в 1863 году руководство журналом «Библиотека для чтения», вспоминал, что его предшественник «не любил резкой тенденциозности в беллетристике, пропитанной известными, хотя бы и очень модными, темами, и боялся, что „свистопляска“ в „Современнике“ и „Искре“ понизит уровень литературных идеалов»[1029]
.Для Писемского, как он объяснял в письме к И. С. Тургеневу в 1855 году, реалистическое изображение правды собственно и являлось примером литературного искусства:
Я теперь желал бы посоветовать всем молодым начинающим писателям писать только то, что они сами прожили, если бы даже это вышло несколько бестактно, но оно непременно будет искренно и правда. Тогда как сразу вставать в позу наблюдателя и еще наблюдателя юмориста, для этого надобно долго и поглубже выкупаться в житейском омуте и иметь несомненные силы таланта, а то вместо ударов действительности будет колотить по каким-то фантомам собственного воображения и, как Дон-Кихот, сражаться с мельницами[1030]
.Элементарная, но при этом легко и продуктивно экстраполируемая концептуальная оппозиция «правда»/«ложь»[1031]
лежит в основе системы эстетических взглядов Писемского. «Ложь» – повторяющийся мотив в письмах Писемского в 1860‐е годы и в тексте «Взбаламученного моря». Последняя строчка романа описывает предшествующий текст как попытку представить читателю «верную, хотя и не полную картину нравов нашего времени, и если в ней не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь»[1032]. Завершив «Взбаламученное море», Писемский начал работать над циклом рассказов «Русские лгуны», в котором он намеревался «современную жизнь страны охарактеризовать через типы лгунов»[1033]. Несмотря на то что цикл рассказов так и не был окончен, его название и тематика демонстрируют последовательную фиксацию Писемского на проблеме соотношения «правды» и «лжи» в современной действительности. Понятие «лжи» для Писемского в эти годы включало одновременно и моду на «ложные», по его мнению, гражданские ценности, и эстетическую несостоятельность произведений искусства, неспособных отразить реальность во всей ее полноте[1034].В рецензии Писемского на второй том «Мертвых душ» «ложь» и «правда» становятся самыми важными эстетическими критериями оценки литературного текста. В этой статье Писемский намеревался «сказа[ть], по крайнему своему убеждению, о нашем великом мастере правду», рискуя вызвать негодование не разделяющих его мнение критиков: «многие на меня, знаю, теперь восстанут, но верю в одно, что с течением времени правда останется за мной»[1035]
. Писемский характеризует творчество Гоголя как «верное действительности»[1036], где «истиной все это дышит»[1037], и отмечает «ошибки» писателя в тех случаях, когда Гоголю, по мнению Писемского, не удавалось «говорить правду»[1038]. Помимо фиксации Писемского на дихотомии «правда/ложь», эта рецензия демонстрирует, сколь прочно общее понимание Писемским литературного реализма было связано с его восприятием литературного стиля Гоголя. Название самого успешного романа Писемского «Тысяча душ» отсылает к произведению Гоголя, да и современники часто называли его писателем «гоголевского направления»[1039].