Читаем Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование полностью

Учитывая многократно артикулированное Писемским презрение к тенденциозности в художественной литературе, понять, что же происходит со стилем в «Взбаламученном море», достаточно сложно. Однако, с точки зрения Писемского, он всего лишь пытался представить на суд читателя факты, которые могут подтвердить выдвигаемый им тезис о «взбаламученности» и «фальши» современной жизни. В отличие от таких романов, как «Что делать?» (обреченных, по мнению Писемского, на забвение), его роман не содержал утопических описаний нового общественного строя. Не стремился он и к открытому дидактизму; скорее, он следовал тренду 1860‐х годов облекать высказывание на общественные темы в художественную форму.

С одной стороны, как показывают рассмотренные выше отзывы о современной литературе, Писемский симпатизировал сторонникам идеи чистого искусства, с другой, разделял идеи Белинского о том, что литература не должна пренебрегать действительностью. Именно эта неопределенная позиция, располагающаяся между взглядами Белинского и Дружинина, и привела к тому, что в тексте романа «Взбаламученное море» Писемский попытался одновременно воплотить и отрефлексировать практику соединения реалистического повествования с общественным высказыванием. Несмотря на отсутствие у Писемского философского образования и, как следствие, знания необходимых терминов, проблема, которая его интересовала, является одной из основных как в классической, так и в современной теории литературного реализма. Интеграция дидактизма и реалистического повествования является камнем преткновения в теории мимесиса.

По мнению Рене Уэллека, именно в этом состоит главное противоречие реализма: «в изначальном определении „объективная репрезентация современной общественной реальности“ подразумевается или даже скрывается некий дидактизм. В теории абсолютно правдивое воспроизведение реальности должно исключить любое общественное высказывание или пропаганду. Очевидно, что даже в таком теоретическом определении реализма заключено его противоречие – существует некое напряжение между описанием и предписанием, правдой и инструкцией к действию, которую логически разрешить невозможно»[1040]

. Идея Эриха Ауэрбаха о том, что «настоящий реализм не может быть комическим, не может быть дидактическим, риторическим или идиллическим», привела к тому, что в знаменитой книге о мимесисе он исключает из числа авторов-реалистов Даниэля Дефо, Самюэля Ричардсона, Генри Филдинга, Джордж Элиот и Льва Толстого. Современная теория реализма отчасти разрешает это противоречие, утверждая существование «множества реализмов», чья миметическая стратегия определяется формой, в которой они используются[1041]. В частности, современные исследователи сходятся во мнении, что жанровая форма европейского реалистического романа середины XIX века была пластична и могла включать в себя модусы повествования (комический, дидактический и пр.), которые «выводили [роман] за рамки реалистического повествования»
[1042]. Тем не менее определение реализма как «гибридного концепта, в котором эпистемологические утверждения (о знании и правде) притворяются эстетическим идеалом»[1043]
, предложенное Фредериком Джеймисоном, также указывает на трудности, с которыми сталкивается любой теоретический подход, стремящийся примирить эти два нарративных полюса.

В России середины XIX века это напряжение между «описанием» и «предписанием» было в центре литературной полемики 1860‐х годов. И пересечение этих двух эстетических и этических императивов, имитации и «визионерского дидактизма» (по емкому определению современной исследовательницы теории мимесиса на материале русской и немецкой литератур Сары Рут Лоренц[1044]), достигло своей вершины в философии русских радикальных критиков – идейных противников Писемского. И в какой-то мере пересечение онтологических уровней литературного текста в романе Писемского является следствием его существования в особом интеллектуальном климате 1860‐х годов, с его фиксацией на пересечении мира идей и мира реальности. Кажется, что в этот период включение в литературный текст некоего общественного заявления влечет за собой появление в том же тексте рефлексии о процессе этого включения. Теорию реализма Белинского, сформулированную на двадцать лет ранее, переосмысляют не только критики, но и писатели, работающие в 1860‐е годы, пытаясь адаптировать ее к требованиям литературной моды на утилитаризм и радикальную эстетику. Таким образом, одной из манифестаций такого переосмысления становится случай необычного металепсиса в романе Писемского «Взбаламученное море».

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии