Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Уже в феврале 1906 г. Поляновского переместили на должность консула в Нагасаки, и от работы «по военно-политической агентуре в Японии» он был освобожден[1026]. В мае 1906 г. Коковцов предложил новому министру иностранных дел А.П. Извольско-му назначить преемником Поляновского в Шанхае фон Гойера[1027]

. Это назначение состоялось, но деятельность фон Гойера в этом качестве была недолгой и ограничилась «руководительством» дальневосточной прессой. В итоге, опыт и связи, приобретенные «шанхайской агентурой» в 1904—1905 гг., с отставкой Павлова и отъездом Поляновского сгинули невостребованными. «Проект организации агентско-разведочной деятельности на Дальнем Востоке», подготовленный фон Гойером в конце 1905 или в начале 1906 г., не только не был реализован, но даже всерьез не рассмотрен.

В последующие годы жизнь разбросала сотрудников бывшей «шанхайской агентуры» по городам и весям. Давыдов в 1905 г. был переведен в Петербург вице-директором престижнейшей кредитной канцелярии Министерства финансов, стал ДСС и камергером и сделал блестящую банковскую карьеру: в 1908—1914 гг. был директором той же Особенной канцелярии, в 1915—1917 гг. возглавлял Русский для внешней торговли банк и, по-видимому, умер в эмиграции. Бологовский, в последующие годы занимавший скромный пост консула в Дальнем, в 1912 г. вышел в отставку статским советником. Керберг умер в 1915 г. в тех же, что и Бологовский, чинах на посту вице-консула в Чифу. Кристи, проработав в Чифу несколько лет, до 1917 г. служил консулом в Христиании (Осло). Тидеман в 1914—1917 гг. работал российским Генеральным консулом в Тяньцзине, затем служащим местного муниципалитета; в последние годы жил в Канаде (в Монреале), где и умер в 1943 г. в возрасте 69 лет[1028]. Фон Гойер в 1919 г. состоял министром финансов в правительстве адмирала А.В. Колчака, после эмигрировал в Китай и до 1926 г. работал директором Русско-Азиатского банка в Шанхае. В последние годы жизни писательствовал, водил дружбу с Н.А. Бердяевым, сотрудничал в эмигрантских «толстых» журналах. Умер он в Париже в апреле 1939 г. 64-х лет от роду. 63-летний Павлов скончался на юге Франции летом 1923 г.

Бале после подписания Портсмутского мира возвратился из Франции в Токио, где, по официальной формулировке, продолжал оказывать «услуги в деле военной разведки» российскому военному ведомству. В 1911 г., так и нераскрытый японской контрразведкой, он свернул свое токийское торговое предприятие и окончательно вернулся на родину. В 1912 г. Главное управление Генштаба исходатайствовало Бале скромный орден Св. Станислава III степени – иначе отмечать заслуги ближайшего сотрудника опального камергера в Петербурге, очевидно, сочли неуместным. В сентябре 1912 г. в российском посольстве в Париже ему была торжественно вручена эта награда; далее следы французского журналиста теряются. Судьба остальных нам не известна.

Глава V

Русско-японское идейно-пропагандистское противостояние на Дальнем Востоке в 1904—1905 гг

Соприкосновение российской и японской семиосфер выступило одной из важных составляющих русско-японской войны 1904—1905 гг., получившим отражение в культурном пространстве также и третьих стран. Историки все активнее обращаются к анализу сопутствовавших этой войне социокультурных факторов, которые, по выражению историка Дж. Вествуда, еще недавно представлялись новой «исследовательской территорией»[1029]. Изучаются отражение войны в русской и японской культурах, ее восприятие в обществе и его исторической памяти, влияние на интеллектуальную, политическую, эстетическую мысль[1030]

, международный имидж обеих стран[1031]. История русско-японской войны 1904—1905 гг. фактически превращается в «полигон» для изучения культурного соперничества и взаимовлияния в экстремальных условиях военного конфликта.

Наиболее видимым и резонансным проявлением культурного взаимодействия России и Японии военной поры явилось их противостояние в информационно-пропагандистской и идейной сферах, которое было важным в первую очередь для самих воюющих сторон. Специалисты по СМИ давно выяснили значение стереотипов, посредством которых формируется общественное мнение, а также роль повременной печати как основного (в прошлом) канала воздействия на него[1032]. Газеты, пишет об общемировой тенденции начала ХХ в. Луиза Макрейнольдс, «упрочили себя в качестве господствующего фактора политического дискурса»[1033]. Идеи и оценки, высказанные в русско-японской заочной печатной полемике, и появившиеся в ее ходе стереотипы не только формировали отношение мировой общественности к России и Японии и определяли весь международный общественно-политический климат войны 1904—1905 гг. Они имели непосредственное отношение к таким утилитарным вопросам, как получение иностранных кредитов, размещение в зарубежных странах военных заказов, помощь в добывании секретных сведений о противнике, время и условия окончания войны.