Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

После долгих проволочек японское правительство разбило репортеров на партии, первая из которых в мае 1904 г. смогла, наконец, выехать в Маньчжурию. Однако их информированность от этого не намного улучшилась. Военные власти поселили иностранных журналистов в общей «резиденции» и на поле брани пускали только по окончании сражения (наблюдать за ходом самих боев им разрешали по очереди и поодиночке[1121]); не только интервьюировать, но даже приближаться к начальствующему составу и передвигаться по японским позициям им было строжайше запрещено

[1122]. Изданные командованием Правила требовали от корреспондентов «озаботиться тем, чтобы не нанести ущерба войскам и ни при каких обстоятельствах не входить в штабные помещения» (статья 5); «вся переписка корреспондентов (включая их репортажи, частные письма, телеграммы и т.д.) предварительно отсылки должна быть просмотрена надзирающими офицерами» (статья 8) и т.д.[1123]

Ограничения распространялись и на японских журналистов, которые, замечает Вествуд, были вынуждены описывать не столько фронтовые будни, сколько «лунные пейзажи» Маньчжурии[1124]. Установив не менее жесткую, чем в Токио, цензуру и так же максимально затруднив переписку представителей западной печати, японское командование болезненно реагировало на малейшую критику ими японских вооруженных сил, описание их потерь и тем более – на попытки несанкционированных действий. Корреспонденту лондонской “Daily Mail” Эрнсту Бриндлу указания на недостатки японской армии обернулись запретом заходить в корейские гавани на зафрахтованном его редакцией пароходе

[1125], а для Джека Лондона самовольная поездка в оккупированный Японией Сеул закончилась повторным арестом – уже на корейской земле.

Стремление хоть как-то улучшить условия своей профессиональной деятельности толкало интернациональную журналистскую братию на разные ухищрения. Редакции центральных японских газет, каждой из которых было разрешено командировать на театр войны не более двух репортеров, нашли выход в том, чтобы посылать своих представителей в действующую армию под видом корреспондентов других, провинциальных органов печати. Иностранные же журналисты приноровились переправлять репортажи в свои редакции в обход японской военной цензуры – из телеграфной конторы китайского Чифу (что, в свою очередь, превратило этот портовый городок в их своеобразный клуб). Правда, эти уловки не меняли ситуацию по существу. Новостной продукт военных корреспондентов оставался столь скуден и бледен, что редакции западных газет оказались вынуждены привлекать посторонние, заведомо предвзятые источники информации. Частота выступлений в западноевропейской прессе японского посланника Т. Хаяси дала повод одному из современников в шутку назвать его их «внештатным сотрудником»[1126]

. Хилый, кастрированный цензурой ручеек новостей с военных полей очевидно не соответствовал затратам редакций на его получение и обессмысливал дальнейшее пребывание их специальных корреспондентов на краю света. По подсчетам Р. Десмонда, на освещение русско-японской войны мировые органы печати в совокупности истратили порядка 10 млн долларов, причем три четверти этой астрономической суммы выложили редакции американских и британских газет[1127]. Несмотря на то, что общий настрой англоязычной прессы в отношении Японии оставался позитивным, со второй половины 1904 г. хвалебные отзывы о японских гостеприимстве и добросердечии заметно пошли на убыль.