Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

«Австрийский подданный инженер Н.К. Балог-де-Галонт» попал в поле зрения Департамента полиции еще в 1901 г. в связи с «левыми» разговорами, которые тот вел с одним из «интеллигентных» сотрудников охранки. Интерес к нему, однако, быстро угас, поскольку утверждения Балога о том, что он послан в Россию якобы для пропаганды конституционных идей среди интеллигенции, невозможно было принимать всерьез. Тогдашний начальник С.-Петербургского охранного отделения полковник В.М. Пирамидов в донесении директору Департамента полиции прямо назвал речи венгра «пустою болтовнею»[491]. Незадолго до начала войны с Японией Балог явился с предложением своих услуг прямо к японскому послу в России С. Курино и стал, по сути, первым более или менее серьезным «политическим» сотрудником Акаси. Учитывая авантюристические наклонности венгерского инженера, такое начало деятельности японца по вербовке агентуры нельзя было назвать многообещающим, однако именно благодаря этому агенту Акаси удалось в конце концов выйти из той своеобразной изоляции, в которой он пребывал в Петербурге, и установить контакт с представителями оппозиции. Сотрудничество Акаси с Балогом продолжалось, впрочем, недолго. Уже весной 1904 г. стало ясно, что, взявшись доставлять военно-разведывательные сведения о России, он не годился для такой роли, и с ним пришлось расстаться.

10 февраля 1904 г. (по новому стилю) все японское представительство с посланником во главе покинуло Россию. На перроне петербургского вокзала собралась большая толпа зевак, но каких-либо враждебных по отношению к отъезжающим японцам демонстраций, к счастью, не последовало. Посланник Курино медленно прошел к своему вагону, держа в руках большой букет роз – подарок его супруге жены американского посла Маккормика (R. McCormick), которому во время войны предстояло отстаивать японские интересы в российской столице[492]. На перроне берлинского вокзала, куда поезд прибыл в 6 часов утра 12 февраля, Курино торжественно встречало здешнее японское представительство в полном составе во главе с послом графом Иноуэ. Во второй половине того же дня в здании посольства был устроен банкет «в честь г-на и г-жи Курино», а вечером японский дипломат дал пресс-конференцию. «Япония не имела намерения выдворять Россию из Маньчжурии», – заявил он; все, чего она желала, было сохранить здесь «режим открытых дверей и status quo

», а поскольку добиться этого мирным путем не удалось, оказалась «принуждена прибегнуть к силе». По словам Курино, целью Японии в начатой ею войне было «определенное решение маньчжурского вопроса и определенная договоренность относительно интересов конфликтующих сторон в Маньчжурии и Корее»[493].

Покинув Россию вместе с коллегами-дипломатами и также посетив по дороге Берлин, 22 февраля 1904 г. Акаси вместе с Курино прибыл в Стокгольм. Здесь-то и произошла его первая встреча с сосланными лидерами финской оппозиции, которые базировались в соседней с Финляндией Швеции. Уже в ходе первой беседы, состоявшейся в доме видного финского конституционалиста И. Кастрена, демонстративно украшенном портретами японского императора и датского принца Фредерика, Циллиакус обещал снабжать Акаси общеполитической информацией о внутреннем положении России. Финн сдержал слово и впоследствии не только писал для японца обзоры о состоянии революционного движения в империи, но, как считают современные исследователи, участвовал и в составлении итогового доклада Акаси[494]. Вместе с тем, Циллиакус с самого начала наотрез отказался от роли поставщика секретной информации, да и вряд ли вообще мог стать таковым – по характеристике финского историка, его «партия», исключая короткий всплеск популярности в 1905 г., «представляла собой тогда маленькую и раздробленную группу людей, которая не оказывала никакого влияния на события в Финляндии»[495]

. Взамен Кастрен познакомил японца с несколькими шведскими офицерами, в лице которых тот приобрел квалифицированных и надежных помощников по сбору военных сведений о России (правда, А. Куяла, специально исследовавший их сотрудничество, констатирует, что серьезных разведданных шведы Акаси не предоставили[496]). По агентурным сведенииям начальника Финляндского жандармского управления, в эти же дни Циллиакус посетил в Стокгольме и Курино[497].