Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Вдохновленный обещанием финансовой поддержки со стороны Японии, Циллиакус с утроенной энергией принялся за подготовку первой в истории российского освободительного движения межпартийной конференции. Ее цель, объяснял он Акаси весной 1904 г., должна заключаться в выработке совместного печатного воззвания, а затем и в организации демонстраций[525]. В конце апреля – начале мая 1904 г. Циллиакус заручился принципиальным согласием на участие в будущей конференции социал-демократов (в лице Г.В. Плеханова) и либералов (П.Б. Струве). В письме Плеханову от 8 мая 1904 г. финский «активист» изложил целый план, реализация которого должна была привести к свержению самодержавия или по крайней к созданию такой ситуации, когда «русский Далай-Лама» (Николай II) попытается «перейти к другой системе управления». Основной упор Циллиакус делал на организации массовых вооруженных демонстраций в условиях ожидавшихся новых военных поражений России

[526]. В более позднем письме Плеханову финн сообщил, что направил подготовительные документы к конференции и лидеру большевистского фланга РСДРП[527]

, однако получил ли их В.И. Ленин и как ответил – неизвестно. Во всяком случае, в полном собрании его сочинений имя Циллиакуса вообще не упоминается. Забегая вперед, отметим, что подлинная роль РСДРП (б) во всей этой истории и, в частности, ставшее вскоре очевидным стремление большевистских лидеров так или иначе, прямо или через третьих лиц получить доступ к японской помощи в советское время стало одной из тщательно оберегаемых партийных тайн. Отсюда – крайняя скудость официальных свидетельств на этот счет, а также постоянные недоговоренности и умолчания мемуаристов-большевиков и их удивительная «забывчивость» – слишком нарочитая и частая, чтобы в нее поверить.

Видимая легкость, с которой Циллиакусу удалось добиться согласия таких серьезных политиков, как Плеханов и Струве, на участие в совместной конференции, не должна удивлять. В условиях разгоравшейся революции объединение усилий крупнейших российских партий соответствовало объективным потребностям освободительного движения, и это вполне осознавали партийные лидеры. Ключевым в этом вопросе являлась фигура организатора будущей конференции, который, с одной стороны, должен был быть личностью широко известной и авторитетной в революционных кругах, но одновременно не принадлежать ни к одной из общероссийских партий. С этой точки зрения кандидатура Циллиакуса выглядела почти идеальной, а его особая активность в этом деле – как естественное стремление реализовать свои ранее высказанные намерения. О связях Циллиакуса с японцами никто из партийных вождей тогда еще не подозревал – к началу лета 1904 г. кроме поляков о них знал лишь эсер Волховский[528]. Не знал об этом и Департамент полиции, и информация его заграничных агентов только дезориентировала Петербург еще больше.

В конце мая – начале июня 1904 г. планы созыва межпартийной конференции вышли из кабинетов партийных вождей и стали достоянием рядовой эмигрантской массы. Заведующий Берлинской агентурой Департамента полиции А.М. Гартинг сообщил в Петербург о скором созыве «съезда» представителей русских либералов, социал-демократов, эсеров, бундовцев, польских социалистов и социал-демократов и финнов для координации действий ввиду готовящегося «бунта» в разных городах империи. Финляндцы, писал Гартинг, собрали 5 млн рублей, «которые будут предоставлены в распоряжение Центрального комитета социал-демократов для организации волнений»[529]. 13 июня 1904 г. (по новому стилю) предложение Циллиакуса было впервые рассмотрено на заседании Совета РСДРП. Г.В. Плеханов высказался за участие в конференции, но при условии, чтобы она ограничилась выработкой совместного антивоенного манифеста. Совет с этим единогласно согласился и в специально принятой инструкции своим делегатам подчеркнул допустимость лишь «принципиального заявления солидарности всех революционных и оппозиционных партий в борьбе с царизмом»[530]

. Однако вскоре что-то заставило Плеханова усомниться в целесообразности участия социал-демократов в будущей конференции, и Циллиакусу во время их личной встречи в Амстердаме в августе 1904 г. пришлось употребить весь свой ораторский талант, чтобы, по выражению Ратаева, «сломить упорство своего собеседника»[531].