Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Сведения обо всех этих шагах Циллиакуса заведующий Заграничной агентурой Департамента полиции получал непосредственно от главы эсеровской Боевой организации Е.Ф. Азефа, которому удалось настолько близко сойтись с финном, что тот использовал его в своих поездках в качестве своеобразного «гида». Опасаясь «провалить» своего лучшего сотрудника («больше всего на свете я боюсь Вас скомпрометировать и лишиться Ваших услуг», – признавался он сам в переписке с Азефом[520]

), Ратаев специально просил директора Департамента А.А. Лопухина, чтобы в дело были посвящены только он сам да министр В.К. Плеве. Сведения Заграничной агентуры, однако, показались министру настолько любопытными, что он познакомил с ними Николая II, который также нашел их «интересными». Всецело и, как потом выяснилось, опрометчиво полагаясь на осведомленность и преданность Азефа, руководители тайной политической полиции Российской империи ограничились простым наблюдением за развитием событий, не предпринимая ничего, чтобы воспрепятствовать осуществлению широкомасштабных планов финского «активиста».

В деле объединения сил российской революционной эмиграции наибольшие надежды Циллиакус связывал с партией эсеров, о чем недвусмысленно заявил еще на упомянутой стокгольмской конференции, а в марте 1904 г. – и самому Акаси. Тем временем среди соратников финна начали зреть террористические замыслы. В январе 1904 г. отставной офицер Генрих Биодэ (H. Biaudet) обратился по почте к фактическому руководителю эсеровской партии М.Р. Гоцу с просьбой предоставить в распоряжение финнов несколько бомб «новейшей конструкции». «Гоц, – сообщал в Петербург Ратаев, – был чрезвычайно возмущен такой неконспиративностью … и поспешил ответить, что он … о бомбах ничего не знает, ни в какие террористические замыслы не посвящен и вообще не понимает, почему именно к нему Биодэ обращается с подобной просьбою»[521]

. Несмотря на это, в дальнейшем наиболее тесные связи, в том числе и в области боевой работы, у финнов установились именно с эсерами. Для Циллиакуса «платой» за это сотрудничество стал окончательный разрыв с «финскими патриотами» (т.е. с руководством партии пассивного сопротивления), который произошел осенью 1904 г.[522]

«К концу июня [1904 г.], – писал в своем докладе Акаси, – отношения между Циллиакусом и основными оппозиционными партиями созрели. Он и я почти одновременно отправились в Париж, где вместе с представителем партии “Сакартвело” Деканози и партии “Дрошак” графом Лорис-Меликовым совещались по поводу плана организации беспорядков в России. Затем Циллиакус отправился в Лондон на переговоры с Чайковским. После этого с моей рекомендацией на руках он встретился с Утсуномия, чтобы затем повидаться с Хаяси. Поскольку Утсуномия получил (благоприятный) ответ от заместителя начальника Генерального штаба, я обещал Циллиакусу, что выплачу ему 3000 иен на печатание прокламаций»[523]

.

Таким образом, благодаря Циллиакусу в первой половине 1904 г. сотрудничество японского разведчика с российскими революционерами развивалось успешно и по многим направлениям сразу, и первоначально борьбу с ним русская контрразведка очевидно проигрывала. Прозорливее своих коллег-контрразведчиков оказался российский военный атташе в Париже, который следующим образом прокомментировал назначение бывшего секретаря японского посольства в России С. Акидзуки посланником в Швеции в начале августа 1904 г.: «Указанное назначение последовало с целью развития организации шпионства при содействии недовольных финляндцев и нигилистов, так как … Стокгольм является одним из центров шпионской деятельности японцев»[524].

Парижская и Женевская межпартийные конференции