Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Один эпизод в переговорах А.С. Матвеева с В. Госевским заслуживает особого внимания. Гетман затронул вопрос о будущем королевы Людовики Марии в случае смерти ее супруга и после вступления на польский трон Алексея Михайловича. Королева, «наукою мудрая», говорил гетман, хотела бы, чтобы после смерти ее мужа была сохранена ее «оправа» — земли, выделенные сеймом на ее содержание. Вместе с тем он советовал, чтобы направленные на сейм «великие» послы поднесли королеве подарок и дали бы обязательство, «как будут совершенные лета великого государя царевича… чтоб взять племянницу ее»[733]. При известных тесных контактах гетмана и подскарбия с королевским двором нет сомнений, что такое предложение исходило от самой королевы. В этом убеждает и другое обстоятельство. В последующих проектах, касавшихся судьбы польского трона и исходивших от королевского двора, брак возможного кандидата с племянницей Людовики Марии был одним из постоянных условий. Выдвижение такого предложения говорит о том, что польская королевская пара не считала соглашения с царем Алексеем Михайловичем делом нереальным и обдумывала его возможные условия

[734]. Высказывания В. Госевского, касавшиеся этой темы, были не первыми и не единственными. Еще незадолго до этого, осенью 1656 г., во время пребывания А.И. Нестерова в походной королевской ставке, в разговорах с русским посланцем поднимался вопрос о том, чтобы царевич, как будущий наследник трона, был отдан на воспитание бездетной королевской паре[735]

. И позднее, в апреле 1657 г., в беседе с русским посланцем К. Иевлевым снова затрагивался вопрос, согласится ли царь «государя царевича отпустить в Польшу на королевство»[736]. Эти отдельные высказывания позволяют (конечно, лишь предположительно и условно) восстановить условия соглашения с Россией, приемлемые и желательные для королевской семьи. Будущим преемником Яна Казимира должен был стать царевич, которого отправили бы в Польшу на воспитание к королевским супругам и который по достижении совершеннолетия женился бы на племяннице королевы. Возможно, что с таким соглашением уже в ту пору могли связываться планы укрепления королевской власти при поддержке со стороны царя. Иное дело, что такие условия никак не могли быть приемлемыми для Алексея Михайловича. Хороший отец и благочестивый христианин, он был, конечно, далек от мысли отправить своего долгожданного малолетнего наследника на воспитание к чужим людям в чужую «иноверную» страну. Неслучайно в ответ на это предложение А.С. Матвеев, хотя и не имевший на этот счет инструкций, ответил, что «тому делу отнюдь статца нельзя», ссылаясь, в частности, на разницу веры будущих супругов

[737].

На той же встрече 12 декабря В. Госевский, не дожидаясь ответа на предложения, посланные с К. Жеромским, снова поднял вопрос о возвращении его «маетностей», «а сколько ево маетностей, и тому роспись взята». Гетман также просил прислать ему денег, чтобы он мог прибыть на сейм с большой свитой, «а бывает у них, — пояснил он Матвееву, — хто люднее, того больше боятца и слушают»[738]

.

Отразилось в ходе переговоров и острое соперничество между гетманами. Он, Госевский, говорил гетман, «и в неволе у шведа был, а королевскому величеству никогда зрадцею не бывал», а Павел Сапега «шведу… присягал дважды да солгал, и впредь, де, ему верить нечево»[739]. Если вспомнить, какие обвинения выдвигал по его адресу Павел Сапега, то следует констатировать, что оба гетмана любыми способами пытались дискредитировать своего противника. Это, конечно, также не облегчало царю и его советникам планирование политики по отношению к литовским магнатам.

Когда 21 декабря А.С. Матвеев вернулся в Вильно, он информировал Москву о результатах своей миссии, и 16 января ему было поручено направиться к Госевскому с новыми инструкциями. Текст царской грамоты, к сожалению, не сохранился и ее содержание может быть лишь предположительно установлено по упоминаниям в нескольких отписках А.С. Матвеева.