Посланцы следовали один за другим. 25 ноября в царскую ставку прибыл посланец гетмана П. Сапеги А. Млоцкий. В поданных им «речах» содержалась просьба, чтобы царь назначил человека, с которым гетман мог бы «иметь советы воинские» и договориться о «случении» войск против шведов[780]
. 6 декабря в Вязьме царь принял посланника гетмана В. Госевского, полковника Казимира Жеромского. Жеромский привез два документа. Один — грамота Яна Казимира, в которой говорилось, что он дает гетману полномочия вести переговоры о совместных действиях против шведов, и грамоту гетмана, удостоверявшую полномочия его посланца[781]. На переговорах, однако, речь зашла вовсе не о выработке оперативных планов. К. Жеромский ходатайствовал о выплате литовскому войску жалования, снабжении его хлебом и оружием. На все это последовал ответ, что все это будет сделано, когда войско принесет присягу царю[782]. Эти документы дают ясные свидетельства польской стороны получить от русского правительства разнообразную помощь для продолжения войны со шведами. Каков же был результат этих усилий? Что касается просьб о посылке В. Госевскому пороха и свинца, то они, судя по всему, были выполнены, так как позднее русская сторона ставила это себе в заслугу. Гораздо сложнее обстоит дело с вопросом об оказании военной помощи. Содержание просьб гетмана Госевского не оставляет сомнений, что в гетманской ставке были расчеты на усиление своей армии русской пехотой и артиллерией. Вместе с тем польско-литовские политики, видимо, отдавали себе отчет, что в условиях, когда русские войска по окончании трудной военной кампании уходили из-под стен Риги, трудно рассчитывать в ближайшее время на крупные совместные военные акции против шведов[783]. В этих условиях, очевидно, и появилась идея мобилизовать в литовскую армию шляхту из тех земель Великого княжества, которые оказались под русской властью. Сообщения комиссаров королю о том, что русские власти объявили такую мобилизацию, находят свое подтверждение в инструкциях литовских сеймиков начала 1657 г., где постоянно упоминаются царские грамоты о созыве «посполитого рушенья (дворянского ополчения. —Такое поведение, однако, оказалось исключением. Повсеместно, получив царские грамоты, шляхта ходатайствовала об освобождении от посполитого рушения, ссылаясь на разорение[788]
, и царь был вынужден пойти навстречу ее требованиям[789]. Таким образом, задуманный план не был выполнен из-за сопротивления литовской шляхты.Когда определился поворот русской внешней политики на путь конфликта со Швецией, одной из задач польско-литовских политиков стало вовлечь Россию в войну с союзником Швеции — Бранденбургом. Этой цели должны были служить сведения, переданные гонцом Яна Казимира Александром Чарнецким в царскую ставку в августе 1656 г. От имени короля он передал «письмо», присланное Яну Казимиру литовским хорунжим К. Пацем. В этом письме сообщалось, что 11 июля был заключен договор о союзе между Карлом Густавом и курфюрстом, по которому Фридрйх Вильгельм не только обязался принять участие в борьбе за «завоеванные в Литве земли», но и «пустошить» собственные владения Алексея Михайловича[790]
. Сведения эти не соответствовали действительности[791], готовность прибегать к подобным шагам (хотя, очевидно, из осторожности эти сведения не исходили прямо от короля) показывает, как сильно Польско-Литовская сторона стремилась добиться поставленной цели. Не довольствуясь передачей «письма», гонец уже после своего отъезда, узнав, что Фридрих Вильгельм направляет послов к царю, послал собственное письмо думному дьяку Лариону Лопухину, призывая царя и его советников действовать, «не доверяя речам и умыслом» «злых слуг» курфюрста[792].