Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

В начале января Дьердь Ракоци выступил в поход. Переход через карпатские перевалы занял достаточно много времени, но в конце января войска Ракоци вступили на территорию Галицкой земли, где должны были соединиться с казацким войском. Серьезных препятствий на пути не было, так как коронное войско во главе с гетманом вело военные действия против шведов на территории Королевской Пруссии. Было объявлено о созыве посполитого рушения местной шляхты, но вряд ли она могла бы оказать серьезное сопротивление трансильванско-казацкому войску. Тогда же в январе перешли в наступление войска Карла Густава в Пруссии. Коронные гетманы, не решившись вступить в сражение, отступили, и король Ян Казимир, находившийся в Гданьске, оказался блокирован в этом городе.

Сложившееся положение, и само по себе опасное, было чревато еще одной угрозой. Одним из главных условий договора, заключенного под Вильно, было обязательство польско-литовской стороны созвать зимой 1656/57 г. сейм для обсуждения вопроса об избрании царя преемником Яна Казимира. Однако в сложившихся условиях вернувшиеся из-под Вильно королевские комиссары не смогли даже встретиться с Яном Казимиром и направились в Калиш, где находились королева Людовика Мария, архиепископ Гнезненский А. Лещинский и ряд сенаторов.

Было очевидно, что созвать сейм зимой 1656/57 г. в обстановке, когда в страну с разных сторон вторглись вражеские войска, а сам глава государства оказался в окружении, было невозможно. Но тем самым достигнутая договоренность была бы не выполнена, и у русской стороны появилось бы законное основание разорвать Виленский договор. Выступление России против Речи Посполитой поставило бы Польско-Литовское государство перед катастрофой. Для собравшихся в Калише сенаторов поэтому первоочередной задачей стало убедить русскую сторону, что обязательства, взятые по Виленскому договору, будут выполнены, хотя и позднее, чем предусматривалось. Решение этой задачи дало бы возможность пойти далее и добиваться от русского правительства выполнения обязательств, принятых им на себя по заключенному соглашению, в частности, о совместных действиях против шведов и «прусского князя».

Решение этих задач было возложено на ошмянского судью Владислава Комара, которого участники съезда в Калише отправили в Москву 29 января н. ст. 1657 г.[812]. Согласно полученной им инструкции он должен был встретиться как можно скорее с боярами, подробно объяснить им, почему не созван сейм, и обещать, что это будет сделано, как только появится возможность

[813]. Более подробно о том же говорилось в доставленном посланцем в Москву письме главных представителей Речи Посполитой на переговорах под Вильно Яна Завиши, Яна Красинского и Киприана Павла Бжостовского к Н.И. Одоевскому. Они утверждали, что, в частности, благодаря их усилиям, вся Речь Посполитая «кроме некоторых еретиков склонна до совершения доброго дела через нас под Вильною начатого». При этом подчеркивались заслуги королевы, которая и своего мужа «и многих панов коронных к тому советом своим приклонила, чтоб царь его милость был в умысле своем удовольствован»[814]

. В этой связи комиссары сделали еще одно важное сообщение. По их словам, император Фердинанд III осудил поведение своего представителя Алегретти на переговорах под Вильно и намерен направить на сейм послов, чтобы поддержать избрание царя на польский трон[815]. Последнее из сообщений совсем не отвечало действительности, но является ярким свидетельством желания комиссаров убедить Н.И. Одоевского (а через него и Алексея Михайловича) в том, что избрание царя на польский трон — дело реальное.

Вместе с тем В. Комар должен был добиваться в Москве дипломатической и военной поддержки в борьбе с противниками Польско-Литовского государства. Прежде всего следовало добиваться, чтобы царь в соответствии с достигнутыми под Вильно договоренностями направил свои войска против шведов и «прусского князя»[816]. При этом комиссары использовали нестандартный аргумент: если царь не принудит «прусского князя» оставить шведов, «грозя ему мечем», то он в будущем, став польским королем, не сможет распространить свою власть на Пруссию, в этом случае он «утерял бы море — Балтицкое государство и за тем все тамо прибыли от портов будучие»[817]. В этих словах отразилось не только характерное для сознания польской шляхты представление о важности прусских портов для Речи Посполитой, но и убеждение в том, что этот довод будет важен для царя, что он понимает важность для государства обладать портами на море.