Ружье

— Пока что мы не знаем. Я упомянул Рэндольфа Нордена только потому, что вы его вспомнили. Но, мистер Ди Паскуале, похоже, что эти убийства совершаются по системе.

— Не говорите мне, — простонал Ди Паскуале, возводя глаза к потолку.

— Что?

— Что он охотится за всеми, кто участвовал в пьесе.

— Сэр, мы считаем, что это вполне возможно.

— Так я и знал.

— Откуда вы это знали, мистер Ди Паскуале?

— Как откуда? Милый мой, я продаю киносценарии с тех. самых пор, когда ты еще ходить не умел. Откуда же еще? Какой-то чокнутый вбил себе в голову перестрелять всех, кто играл, в этой чертовой пьесе. Естественно. Яснее ясного.' Он уже хлопнул Элен Страэерс?.. Потому что, поверь мне, это было бы. ужасно. Это была прекрасная девушка. Хотя. кто знает, может, она со временем, стала стервой, а? Кто знает?

— Не похоже, чтобы вы были напуганы…

— Напуган? То есть?

— Ну как же, если он убивает всех, кто был в этой пьесе…

— Меня? Вы имеете в виду меня?

— Вы ведь участвовали в пьесе?

— Да, но…

— Вот видите.

Да нет же. — Ди Паскуале некоторое время сверлил Клинга взглядом, а потом спросил: — Да?

— Может быть.

— П-с-с-с.

г- Как по-вашему, кто мог это сделать?

— Выпейте еше кофе.

— Спасибо.

— Кто мог это сделать? Вы сказали — шестеро? А кого убили?

— Энтони Форреста. По-моему, вы сказали, что не помните его?

— Нет, что-то не припомню.

— Рэндольф Норден.

— Да.

— Бланш Леггиджер.

— Бланш Леггиджер… нет, не помню.

— Сальваторе Палумбо.

— О, конечно.

— Вы знали его?

— Да, маленький итальянец-иммигрант, прирожденный актер. Он ходил на курсы английского по вечерам, и как-то раз после занятий забрел на репетицию. И так получилось, что нам был нужен кто-нибудь для эпизодической. роли, забыл, для какой. И вот этот коротышка, который едва говорил по-английски, отлично справился с ролью, хотя должен был играть англичанина. Это было здорово, когда он со своим диким итальянским акцентом изображал кокни. Смешной парень. Значит, его убили? Жаль. Это был приятный маленький человечек. — Ди Паскуале вздохнул. — Кто еще?

— Человек по имени Эндрю Маллиган.

— Да, я читал — о нем. Я не понял, что это был тот парень из пьесы.

— И-вчера вечером — Руди Фенстермахер.

— Получается пять, — сказал Ди Паскуале.

— Нет, шесть, — поправил Клинг.

— Норден, так?

— Да, и Форрест, Леттиджер…

— И этот малыш итальянец…

— г Четверо. Плюс Маллиган и Фенстермахер. Итого — шестеро.

— Да, вы правы.

— Не могли бы вы рассказать немного о пьесе?

— Мы ставили ее на сцене со зрителями вокруг, — пожал плечами Ди Паскуале. — Все мы были очень молоды… ну, вы знаете, как это бывает. Мы все, кроме итальянца, как его звали?

— Палумбо.

— Да, ему было лет тридцать пять. Но все остальные были детьми, и, по-моему, спектакль получился паршивый. По правде говоря, я его почти не помню. Кроме этой Элен Стразерс, она играла одну из шлюх, и на ней была такая блуза с глубоким вырезом. Интересно, что с ней сейчас?

— Мы пытаемся ее разыскать. Мы даже не знаем, вышла ли она замуж, понимаете? Или уехала из города.

— Никогда не видел ее ни до пьесы, ни после. Ну, может быть, сталкивались в коридорах между занятиями, "привет-пока", что-то в этом роде.

— Мистер Ди Паскуале, вы закончили университет?

— Конечно. А что, по моему выговору не похоже, что я окончил колледж?

— С этим у вас все в порядке, сэр.

— Только не надо пудрить мне мозги. Я знаю, что по моей речи этого не скажешь. Но в кинобизнесе полно неотесанных болванов. Если бы я разговаривал как выпускник колледжа, они бы все перенервничали. От меня хотят, чтобы я разговаривал, как портной, — и ради Бога,- он пожал плечами. — Послушай, я все еще могу цитировать Чосера, но кому нужен Чосер в кинобизнесе? Процитируйте Чосера в кабинете продюсера, и он пошлет за ребятами в белых халатах. Да, я закончил колледж, выпуск тысяча девятьсот сорок второго года.

— Вы служили в армии?

— Нет. У меня повреждена барабанная перепонка.

— Расскажите еще что-нибудь о пьесе.

— Что именно? Это была маленькая университетская постановка. Мы сами распределили роли, сами отрепетировали ее, сами в ней играли, сами решили ее поставить. Конец.

— Кто руководил постановкой?

— Факультетский профессор, не помню, как его звали… нет, минутку…. Ричардсон. Профессор Ричардсон! Ну надо же, чего только не вспомнишь!* Это было более двадцати лет назад. — Ди Паскуале умолк. — А вы уверены, что кто-то пытается… — он пожал плечами. — Двадцать лет — это очень долгий срок. Я имею в виду, надо чертовски сильно обидеться, чтобы ждать двадцать лет.

— Сэр, вы не помните, во время репетиций были какие-нибудь ссоры?

— Обычная ерунда, ничего особенного. Вы знаете актеров — даже профессионалы вечно носятся со своим "я", а любители еще хуже. Но я не помню никаких крупных скандалов. Ничего такого, что могло бы тянуться двадцать лет.

— А как насчет профессора Ричардсона? С ним все ладили?

— Да, безобидный малый. В голове пусто, но мухи не обидит.

— Значит, вы не вспомните ничего такого, что могло бы вызвать столь бурную реакцию?

Ничего. — Ди Паскуале замолчал, размышляя. — Вы считаете, этот тип взялся за нас всерьез?