Рыцарь пентаклей

«Вот бы мне такую силищу», — вздохнул Нильс. Как же ему хотелось быть волком или медведем — подлинным оборотнем, наводящим ужас на все окрестные деревни, сильным и быстрым зверем, хищником, бесшумно скользящим в ночной тьме… Но нет.

У него была парочка знакомых оборотней, которые обожали жалеть себя и рассуждать на тему того, что их дар — это вовсе не дар, а проклятие, пробуждая у Нильса желание надавать им по голове. Это у него — проклятие. Самое настоящее проклятие, которое причиняло массу неудобств, но не давало ничего взамен. По его мнению, было куда престижнее превращаться каждое полнолуние в волка и резать овец, чем обращаться в панду и грызть ветки.

Единственное, что утешало, — в образе панды ветки действительно были чертовски вкусными.

Коляска свернула с центральной улицы и покатилась по разбитому переулку, который вилял, словно уворачиваясь от маленьких домишек со столь же маленькими садиками и огородиками. Фонарей тут отродясь не водилось, поэтому ехали в кромешной тьме, ойкая и ругаясь, когда повозка проваливалась в выбоину или подпрыгивала на ухабе. Обессиленный Виго проснулся и крепко держался за борт коляски, чтобы случайно не выпасть.

Из-за отвратительной дороги продвигались очень медленно. Нильс уже собрался плюнуть на всё и предложить пройтись до моряка пешком, как вдруг ямщик натянул поводья и издал негромкое «пр-р-р». Оборотень выглянул. Коляска остановилась возле одного из домиков. В окрестных дворах проснулись собаки и сейчас разминались, запуская пробные вопросительные «гав?» перед тем, как залиться лаем до самого утра.

— Приехали, — повернулся извозчик. Нильс спрыгнул на землю, следом за ним вылез Виго. Вампир дал знак немного подождать, полез в карман и, вытащив горсть монет (слишком большую, по мнению Нильса), высыпал её в карман кучерского тулупа.

— Возьмите. Это вам за труды! И побудьте здесь, мы скоро вернёмся.

Нильс удивлённо приподнял бровь. Поведение напарника было ему решительно непонятно.

Они прошли по узкой тропинке, перешагнув полусгнившую бухту каната и держась подальше от перевёрнутой лодки: днище последней было наполовину выкрашено красной краской, ещё не успевшей обсохнуть. Кисточка валялась рядом.

Дом производил гнетущее впечатление: старый, чёрный, покосившийся, с помутневшими окнами. Деревья в саду отчаянно нуждались в подрезке сухих ветвей, а в огороде росли только лук с морковью — и те полузадушенные сорной травой. Единственное, что находилось в хорошем состоянии, — это длинный сарай, из которого раздавалось фырчанье. Судя по всему, именно там жил серый в яблоках конь и стояла карета с начищенными до блеска медными деталями.

— Ну и халупа… Неудивительно, что у него даже собаки нет: тут воровать нечего, — пробурчал Нильс, подходя к крыльцу, и лишь потом заметил в темноте два перепуганных глаза. Лохматый барбос прижимался к стене и негромко скулил, глядя на Виго.

Вампир и оборотень поднялись по прогибающимся ступеням на широкое крыльцо, спрятанное под деревянным козырьком, который давным-давно прогнил и покрылся мхом.

Виго громко постучал в дверь.

Подождал и постучал снова.

Раздались шаги, скрипнула внутренняя дверь, затем резко распахнулась наружу дверь входная — и на пороге возник могучий бородатый мужчина с занесённой над головой абордажной саблей. Когда их с Виго взгляды встретились, хозяин дома медленно опустил руки. Оружие брякнулось о пол и что-то разбило.

— Релик-моряк, — произнёс Виго. — Несколько дней назад ты был в порту. Привозил Занраху какого-то человека. Что это был за человек?

Релик качнулся и едва не упал. Он выглядел как пьяный, и Нильс соотнёс это с тем, что Виго смотрелся не лучше: тоже порядочно вымотался.

— Я не знаю, — выдавил из себя человек.

Нильс выругался.

— Хорошо, — не сдавался вампир. — Тогда скажи, куда ты потом отвёз этого человека.

— Я… — Релик явно пытался бороться с гипнозом, но Виго, даже ослабевший, знал своё дело — и силы были неравны. — Я отвёз его… К дому Ординари.

27

Стук в дверь.

Очень неожиданный, быстрый и настойчивый.

Не обычный «тук-тук-тук», а самая настоящая барабанная дробь.

Затем пауза на пару мгновений и повторение.

Ординари слышал стук, но никак не мог заставить себя проснуться: он лишь совсем недавно сумел сомкнуть глаза и провалиться в болезненное подобие сна. В этом состоянии молодой человек прекрасно всё осознавал, мог чётко формулировать мысли, мог даже представлять и фантазировать, но разлепить веки не мог никак.

«Кто это? — думал Орди. — Сейчас же глубокая ночь. Может, мне всё это снится?»

До этого ему являлся Тиссур, который летал по кабинету с прицепившейся шторой, и Вильфранд, лихо отплясывавший с Вандой на балу, так что подсознанию ничего не стоило организовать фальшивый стук.

— Милорд! Милорд! — голос Вортсворта звучал испуганно, и это отогнало оцепенение. Дворецкий, казалось, вообще не был способен говорить хоть сколько-нибудь эмоционально, и воображению молодого человека точно не хватило бы мощности на то, чтобы это представить.