Рыцари моря

— Стычку! — язвительно усмехнулся Зайцев. — Если это стычка, то война для меня — мелкая ссора! Короче, я напишу рапорт директору, копию дам тебе.

У Владимира, который слышал весь разговор, похолодело внутри, словно выгонять собрались его. Больше всего, пожалуй, поразило неукротимое бешенство Зайцева. И какая-то роковая готовность, с которой Зайцев сел к столу, взял чистый лист бумаги и написал крупными ломаными буквами: «Докладная».

— Что случилось все же? — спросил Северянин.

Зайцев не сразу поднял голову, долго смотрел невидящим взглядом сквозь Владимира, наконец произнес:

— Бывает браконьер по незнанию или по глупости. Такого можно лечить — словом, примером. Обычно помогает. Кстати, часто эти становятся браконьерами просто от привязанности к морю, к лесу. Что-то же надо делать в любимой стихии... А есть убежденные. Это подонки, которые и человека могут «добыть» при случае, как гребешка, с теми же замороженными глазами... Я их застал с Носовым на племенной банке вчера.

— Носов? — удивился Владимир.

— Ничего странного. Этот Баринов со своим демоническим обаянием кого хочешь уговорит... Тебя еще не успел? — спросил Зайцев подозрительно.

Спорить было глупо, он, конечно, прав. В свои небольшие годы Феликс Баринов успел прожить длинную жизнь и усвоить первую половину обиходной мудрости, утверждающую, что встречают человека по одежке, по внешности. От того и зависят все последующие успехи или неудачи. Как человека провожают, Феликса не волновало. Он умел уходить тихо и молча.

Он был изящен и привлекательно-подвижен. Лихорадочный взгляд будто предвещал в нем не менее лихорадочную энергию, а это было для него самое главное — предвещать.

В лабораторию Тампер Баринов был зачислен техником, чтобы делать все: ходить вместе со штатными водолазами под воду за биологическим материалом, строить, чинить, таскать, налаживать и подкручивать.

Но жизнь в доме на дюнах повернула все иначе.

До лаборатории Тампер отсюда было добрых два километра, так что на работу новоиспеченный техник мог не ходить, легко оправдывая себя географической отдаленностью и искусственно затянутым бытовым устройством. В столовую ходить было не надо: каждый вечер водолазы устраивали пир на подножном, то есть на подводном корму. Одежда тоже оказывалась лишней в этой жизни, а вместе с ней исчезала и последняя нужда в деньгах. Феликс, таким образом, уже месяц жил, на зависть окружающим, в идеальном мире — без денег, потребностей и обязанностей, и даже Зайцев не имел над ним никакой власти.

И все же что-то в Феликсе привлекало Владимира.

Даже эта ненавистная болтливость и фанфаронство, дикие выходки, сабли на стене, лазанье по мачтам на шхуне и при этом совершенное неумение по-мужски, организованно добиваться намеченного — казались порой мило простительны. Может быть, это от абсолютного неприятия собственности? Феликс никогда не имел ничего своего, легко мог взять чужое и без размышления отдать все, что оказалось в его руках. В редкие часы одиночества он мастерил из досок разные безделушки — маски, статуэтки — и тогда преподносить их в подарок первому встречному становилось для него настоящим праздником.

А праздники он любил. Может быть, притягивало и это, оставшееся в каждом из нас от мальчишки, — мечты, навеянные старыми книгами: кони, сабли, самолеты, пираты. Когда встречаешь человека, которому удалось воплотить все это в своей жизни, пусть даже ценой серьезной мужской судьбы, — о судьбе и призвании на миг забывается. Независимость и легкость, наверное, оттого и привлекательны, что далеко не всегда достижимы...

— Видишь ли... — попытался он оттянуть время, но Зайцева тут было не провести.

— Я вижу, но я хочу еще и слышать.

— Ну так вот, — Владимир вздохнул. — Мне нужна бригада на ремонт шхуны. Хотя бы напарник.

— Все-таки хочешь сам?

— А кто сделает лучше? Короче, я знаю, что Феликс сможет. Дом на дюнах он сделал что надо. И он под рукой. По сравнению с теми неизвестными, которых еще просто нет, эти преимущества неоспоримы. А что касается моря... пойми, тут может быть другое. Совсем другое. Дурацкое воспитание, прекрасные природные данные, душевный слом — вот и полезло пижонство, дурь! Встречал я таких мальчиков на заводе! У него в душе боль, но боли на копейку, а вопит — на весь мир. Да и вопит не о том... Думаю, парню нужно помочь.

— Это бесполезно! — с нажимом проговорил Зайцев. — Здесь не благотворительное общество, даже не завод. Здесь экспедиция. Особый уровень личной ответственности, потому что ослаблены социальные рамки... Душевный слом! Он наврет тебе сорок бочек...

— Он готовился в летчики, а после аварии — пустота. Ему бы помочь найтись, обрести себя...

— Все мы готовимся к одному, а обретаем себя в другом. Но — обретаем самостоятельно, иначе — грош цена обретениям!

— Он год пролежал в госпитале, и от него ушла жена...

— От меня ушли две, но это не лишает необходимости быть человеком!

— Ладно, — устало сказал Владимир. — Я просто прошу. Ты с меня спросишь за шхуну, так не ограничивай хотя бы в методах. Я беру его, а с докладной погоди. До первого случая.