Рыцари моря

— Ты преступник, — тихо сказал Северянин. — И твоя единственная жертва — ты сам, то человеческое, что в тебе заложено. Скажи, пожалуйста, личность в истории! Грош цена, если у тебя нет дела. А я тебе его предлагаю. Я тебя, дурака, снасти хочу, а ты выпендриваешься!

— Спасатели! — Феликс вскочил, замахал руками, кривляясь. — Весь мир меня спасает — спасу нет! От всего спасают — от жизни, от любви, от неба, от коней, от моря. Досмерти заспасали, ну дышать нечем! Не нужны мне ваши гвозди, кирпичи и породистые гребешки — плевал я на все это! Я хочу просто жить, мне ни от кого ничего не надо! Друзей хватит. Без вашей зарплаты, без вашего дома — обойдусь! Катитесь все к...

— Жаль, — сдерживаясь, тихо сказал Северянин. — Не думал, что ты настолько безнадежен. Мы бы хорошо поработали вдвоем на шхуне. Сделали бы из нее конфетку, на зависть всем. И деньги неплохие. Мне всегда не везло с напарниками. С виду — сила, красота, мечты, а копни — один треп.

Он отвернулся и пошел к дороге. Но, вспомнив что-то еще, остановился.

— Ты не сядешь ни в одну лодку, не получишь акваланга, ни копейки зарплаты. А вся компания из дома на дюнах отныне будет питаться только в столовой. Я об этом позабочусь. И денег у них не будет вовсе, будем кормить по списку. Кроме тебя. На раздумья тебе времени хватит.

Дорога на мыс Крестовский, проложенная еще в пору здравствования здешнего помещика, большого любителя природы и тишины, и никому после него не нужная, терялась в высоких травах на восточном берегу бухты. Дубняки то и дело приступали к ней с обеих сторон, накрывая кружевной тенью кустики подорожника, прорвавшиеся в давно неезженную колею. А там, где дорога прорезала крутой склон, ее окружали щедро оплетенные лианами нагромождения валунов, точно гигантские сады камней, созданные самой природой.

Скалистые берега не были видны с дороги, и только ближе к мысу, к уютной песчаной бухточке, выбранной свердловчанами под лагерь, крутизна склона подпускала дорогу метров на пятьдесят к берегу.

Здесь, почти незаметный под деревьями, стоял автобус. Прибывшая на нем компания во главе с Князевым облюбовала небольшую расщелину в береговых скалах. На кусочке галечного пляжа в каких-нибудь два метра шириной компания была надежно отгорожена от мира — открытым оставался лишь выход в море. Лучшего места не удалось бы найти нигде поблизости. И лишним тому подтверждением служили осколки бутылок, украсившие гальку россыпью колючих зеленых искр.

Что ж, Князев знал на Рыцаре каждый уголок и умел выбрать хорошее место для уединенного отдыха. Не умел Князев только одного: очищать ландшафт от битых стекол. Этого, увы, не умел даже он.

— Вот вам, пожалуйста, наша культура, — оправдывался Князев перед гостями. — У вас в Новосибирске белки непуганые, в руки идут, а здесь...

— Ну, наверное, бутылки встречаются и в наших кедрачах, — снимая проблему, заметил ученый секретарь Сибирского отделения, как и многие новосибирцы, очень молодой для своей должности. — А тебе удается здесь, несмотря на все это, и жить, и работать на уровне. Вот почему другие не могут иметь тот же уровень — это вопрос.

— Его мы сейчас и разберем, — сказал второй гость, человек полный и казавшийся потому более солидным. Он уложил на траву несколько толстых папок, бросил тонкую кожаную куртку и сел прямо на нее.

— Давай те два портфеля, — негромко сказал Князев шоферу автобуса, и тот направился к машине.

— Нет, нет, ни за что! — запротестовал толстый. — Твои портфели потом. Поговорим, покупаемся. Тогда можно и по кавьяру, а? Ха-ха!

Он смеялся утробно и очень добродушно, и все-таки Князева его добродушие раздражало. Удерживало от резкостей другое: этот финансист с кандидатской степенью был, по слухам, очень толковый мужик, обвести его вокруг пальца лучше и не пытаться. Значит, его могут «раскочегарить» на одобрение проекта только очень веские, реальные перспективы — научные, финансовые, хозяйственные.

А проект у Князева был простой: посредством таких вот неофициальных встреч у моря, которые требуют, надо сказать, немалых усилий и затрат, потихоньку, но неотвратимо накручивать общественное мнение Новосибирска, наталкивать на мысль о создании в бухте Рыцарь филиала. Неважно чьего. Просто филиал одного из институтов Сибирского отделения, больше не надо. Все должно быть постепенно, плавно, — ламинарно. А со временем филиал, безусловно, перерастет головной институт и станет самостоятельным.

Таким путем Князев, что великолепно соответствует его принципам, убьет сразу несколько зайцев. Во-первых, избавившись от каких бы то ни было забот о судьбах станции Рыцарь, со всеми ее людьми и болями, вновь станет руководить своей станцией — уютной, отточенной до кирпичика, отработанной до минутки, сидящей у него, что называется, на кончиках пальцев, как у художника созревшая в замысле картина.