Сады Луны

К оконной раме прислонился Тротц. Баргаст скрестил на груди мощные руки. У стены спал Молоток, оглашая комнатку громогласным храпом. Сержант снова посмотрел на Калама.

— Но мы же не знаем наверняка?

Убийца кивнул.

— Ему вовсе незачем снова выходить на свет. Эти ребята в прошлый раз здорово обожглись. — Калам пожал плечами. — Загляну снова в таверну. Если его и нет, то кто-то меня да опознает, и Гильдия придёт. Если успею сказать пару слов до того, как они меня прикончат, шансы есть. Небольшие, но…

— …лучше так, чем никак, — закончил Скворец. — Времени у тебя — до завтра, Если вытащим пустышку… — Он поймал на себе взгляды Скрипача и Вала. — Взорвём перекрёстки. Ударим — и побольнее.

Оба сапёра довольно заулыбались.

Быстрый Бен вдруг громко зашипел от разочарования, так что все обернулись. Чародей открыл глаза. Он с презрением швырнул обрывок одеяла на пол.

— Плохо дело, сержант, — сказал Бен. — Не могу найти Жаль.

Калам тихо выругался и бросил кинжалы в ножны.

— Ну и что это значит? — спросил чародея Скворец.

— Скорее всего, — ответил Быстрый Бен, — она мертва. — Маг указал на кусок ткани. — С этим Узел никак не мог бы от меня спрятаться. Во всяком случае — пока он по-прежнему держит Жаль.

— Может, раз ты сказал, что его вычислил, — проговорил Скрипач, — он сгрёб свои денежки да бросил карты на стол?

Быстрый Бен скривился.

— Узел нас не боится, Скрипач. Спустись на землю. Он бы скорее пришёл за нами. Престол Тени уже, подозреваю, сказал ему, кто я такой, точнее, кем я был когда-то. Узла это не касается, но Престол Тени мог и настоять. Боги не любят оставаться в дураках. Особенно два раза подряд. — Маг поднялся на ноги и потянулся. Затем поймал взгляд Скворца. — Я сам не понимаю, сержант. Затык.

— Так что же, бросим её? — спросил Скворец.

Быстрый Бен кивнул.

— Ну да. — Он помолчал и шагнул вперёд. — Мы бы все обрадовались, если б ошиблись, — проговорил маг, — но то, что делала Жаль, человеку никак не по мерке. Так что лично я даже рад этому.

— Мне было бы страшно поверить, — отозвался с кровати Калам, — что зло — настоящее зло — ходит рядом с лицом обычного человека. Я знаю, Скворец, у тебя были свои причины на это надеяться.

Быстрый Бен подошёл ближе к сержанту, его взгляд смягчился.

— Иначе можно ума лишиться, когда отдаёшь приказ убивать других, — сказал чародей. — Мы это все понимаем, сержант. И мы последними скажем, что, может, есть другой вариант, про который ты не подумал.

— Спасибо и на том, — проворчал Скворец. Он окинул взглядом своих солдат, заметил, что Молоток проснулся и тоже внимательно смотрит на него. — Ещё кто-то хочет высказаться?

— Я хочу, — заявил Скрипач и тут же пригнулся под яростным взглядом сержанта. — Ты чего? Сам же спросил!

— Ну так давай!

Скрипач сел ровнее и откашлялся. Сапёр уже открыл рот, но Вал решительно ткнул его локтем в бок. Скрипач насупился, однако всё равно сказал:

— Оно вот как выходит, сержант. Мы уже вдосталь насмотрелись на то, как наши друзья умирают, верно? И может, если нам не приходилось приказы отдавать, думаешь, нам вроде как легче. Но вот я так не думаю. Понимаешь, для нас они все были — живые люди. Друзья. Когда друзья погибают, это больно. Но ты только долдонишь себе, что единственная возможность не сойти с ума — лишить их всего этого, чтоб не думать о них, не чувствовать ничего, когда они умирают. Да только, Худова плешь, если всех остальных лишить человечности, сам без неё останешься. И это тебя с ума сведёт уж наверняка и быстро. Мы потому и живы до сих пор, что нам больно, сержант. И может, мы никуда не движемся, но всё ж и не бежим ни от чего.

В комнате воцарилась тишина. Вал ткнул Скрипача кулаком в плечо.

— Чтоб я помер! А у тебя, выходит, есть мозги. Кажется, все эти годы я в тебе ошибался.

— Ага, точно, — откликнулся Скрипач и подмигнул Молотку. — А кто ж у нас себе столько раз волосы сжигал, что носит теперь всё время кожаную шапку?

Молоток рассмеялся, но напряжение не развеялось, и все снова впились глазами в сержанта. Скворец медленно оглядел каждого солдата из своего взвода. В их взглядах сержант увидел заботу, открытое предложение дружбы, которую он пытался подавить годами. Столько лет отталкивал их, всех отталкивал, а эти упрямые сукины дети всё лезут и лезут.

Значит, Жаль — не человек. Уверенность Скворца в том, что всё ею совершённое лежит в пределах возможного для человека, кажется, покоилась на сомнительном основании. Но она, эта уверенность, не обратилась в прах. Скворец слишком многое повидал в жизни. Его не спасёт внезапный прилив веры в своё видение истории человечества, восторженный оптимизм не изгонит проклятых воспоминаний о той преисподней, которую ему пришлось пройти.

Но так или иначе теперь запираться и всё отрицать было бессмысленно, мир неустанно таранил защитные стены, так что Скворец и сам уже понимал собственную глупость. Наконец, после стольких лет, он внезапно оказался среди друзей. Такое тяжело признать, и сержант почувствовал, что это его уже слегка раздражает.

— Ладно, — прорычал он, — хватит губами шлёпать. Пора браться за дело. Капрал?