Сага о Форсайтах

Через два часа Томас Грэдмен закрыл последний ящичек стола, сунул в карман жилетки большую связку ключей, которые оттопырили ткань со стороны печени, обмахнул рукавом старый цилиндр, взял зонт и вышел. Маленький, толстенький, в стареньком сюртуке, застегнутом на все пуговицы, он направился к рынку Ковент-Гарден. Прежде чем спуститься в подземку и сесть на поезд до Хайгейта, он всегда делал променад и заодно совершал сделки в сфере овощей и фруктов. Придут иные поколения, сменится мода на шляпы, разразятся новые войны, и Форсайты исчезнут во мгле, а Томас Грэдмен, верный и серый, каждый день на пути из конторы будет покупать себе овощи. Времена стали не те: сын потерял ногу, торговцы больше не складывали покупки в красивые маленькие корзиночки, зато подземка – удобная вещь. В общем и целом, Грэдмен не жаловался: здоровье, если учесть его возраст, было неплохим, а годовой доход после пятидесяти четырех лет в юриспруденции приближался к восьми сотням. Правда, большую часть этой суммы составляли проценты с арендной платы, а поскольку недвижимость Форсайтов распродавалась, этот источник мог вскоре иссякнуть. Жизнь между тем становилась все дороже и дороже. Подобные соображения в последнее время немного тревожили Грэдмена, хотя он понимал, что от тревог толку мало, и часто повторял: «Все под Богом ходим». Только вот судя по тому, что творилось с лондонской недвижимостью, в Бога нынче верили немногие. Что бы сказали мистер Роджер и мистер Джеймс, если бы видели, как распродается их имущество? «Жизни ныне здравствующих», да еще двадцать один год – этого ограничения[76] не обойти. С одной стороны, мистер Сомс заботится о своем здоровье, а мисс Флер девушка прехорошенькая и непременно выйдет замуж… С другой стороны, детей сейчас многие не имеют. Вот сам он, Грэдмен, стал отцом в двадцать два года. Мистер Джолион женился еще в Кембридже, и в тот же год у него родился первенец. Боже правый! Это было в семидесятом году – задолго до того, как старый мистер Джолион, тонкий судья в вопросах недвижимости, забрал свое завещание у мистера Джеймса. Да! В те дни дома скупали только так, и никто не носил хаки, и люди не наступали друг другу на головы, чтобы что-то получить, и огурцы стоили два пенса, и дыни… О, какие дыни были раньше! Как вспомнишь – слюнки текут! Пятьдесят лет прошло с тех пор, как Грэдмен пришел в контору мистера Джеймса, а тот ему сказал: «Вы, Грэдмен, еще юнец, но если постараетесь, станете зарабатывать пять сотен в год». И он старался, и имел страх Божий, и служил Форсайтам, и соблюдал вечерами овощную диету. Ну а теперь, купив выпуск «Джона Булля» (хотя эта скандальная газетенка вовсе ему не нравилась), он ступил на эскалатор метрополитена с коричневым бумажным свертком в руках, и был унесен во чрево земли.

VI

Частная жизнь Сомса

По дороге к дому Уинифрид Сомсу пришло в голову заглянуть на Саффок-стрит к Думетриусу, узнать про Крома. Пожалуй, прошедшая война была ненапрасной хотя бы потому, что пейзаж Джона Крома, принадлежавший старому Болдбери, оказался на рынке! Старик умер, сын и внук погибли, а родственник, который все унаследовал, решил продать картину – одни говорили, из-за состояния Англии, другие – из-за астмы. Если вещь попадет к Думетриусу, он взвинтит цену так, что не подступишься. Нужно было выяснить, у него ли она, а если нет, то попытаться получить ее самому. Поэтому Сомс, набравшись терпения, долго толковал с Думетриусом о том, не повысится ли спрос на Монтичелли, раз уж нынче в моде картины, похожие на что угодно, только не на картины. Потом разговор зашел о будущем Джонса, потом – о будущем Бакстона Найта. Только уходя, Сомс спросил:

– Кстати, что насчет того Крома? Его все-таки передумали продавать?

Как Сомс и предполагал, Думетриус ответил с гордостью расового превосходства:

– Почему же? Я его покупаю, мистер Форсайт, сэр!

То, как вздрогнули веки перекупщика, укрепило Сомса в решимости безотлагательно написать наследнику Болдбери, что единственный достойный способ продать Крома – это договориться с покупателем напрямую, без посредников.

– Хорошего дня! – сказал Сомс и вышел, предоставив Думетриусу и дальше считать себя ловкачом.

На Грин-стрит Флер не оказалось: она уехала куда-то на весь вечер и следующую ночь тоже собиралась провести в Лондоне. Удрученный этим обстоятельством, Сомс сел сначала в такси, а потом на поезд.

Домой он вернулся около шести. Воздух был тяжелый, кусалась мошкара, гремел гром. Прихватив корреспонденцию, Сомс поднялся к себе, чтобы смыть лондонскую грязь.