Сага о Форсайтах

Когда гроза закончилась, он покинул свое убежище и зашагал по мокрой тропинке к берегу. В камышах приютились два лебедя – давние знакомые Сомса. Он посмотрел на их головы, напоминающие змеиные, и на белые шеи, в изгибе которых было столько достоинства! «А то, что я вынужден делать, недостойно», – подумал он. И все же с этим следовало разобраться, чтобы не допустить худшего. Аннет, наверное, уже вернулась оттуда, где целый день пропадала. Скоро ужин. Момент объяснения близился, и Сомс все сильнее тревожился о том, что и как говорить. Новая пугающая мысль пришла ему в голову: а вдруг Аннет захочет получить свободу, чтобы выйти за того субъекта замуж? Если и захочет, этого она не добьется! Не для того он, Сомс, на ней женился. Перед ним обнадеживающе замаячила медлительная фигура Проспера Профона: такие мужчины не отягощают себя супружескими узами! Нет, нет! Секундный испуг сменился злобой. «Пусть держится от меня подальше!» – подумал Сомс. Этот полукровка представляет собой… Собственно, что Проспер Профон собой представляет? Безусловно, ничего по-настоящему значительного. И все-таки это нечто вполне реальное: безнравственность, спущенная с цепи, разочарованность, которая бродит в поисках новой пищи! От него Аннет переняла выражение: «Je m’en fiche!» – от этого фаталиста. Человек с континента, космополит, порождение нынешних времен!.. Если и были слова, несущие в себе большее порицание, то Сомс их не знал.

Лебеди повернули головы и, не обращая внимания на человека, глядели в какую-то даль – свою собственную. Один из них тихо зашипел, развернулся, махнув хвостом, который, по-видимому, служил ему чем-то вроде руля, и уплыл. Второй последовал за ним. Их белые тела и величавые шеи скрылись из виду, и Сомс пошел к дому.

Аннет была уже в гостиной, одетая к ужину. «Не тот хорош, кто лицом пригож», – подумалось Сомсу, когда он поднимался по лестнице. Пригожести его жене было не занимать! Ужин, который отличала умеренность количества при отменном качестве, прошел в молчании, если не считать нескольких замечаний о занавесках в комнате и о грозе. Сомс ничего не пил. Когда он прошел из столовой в гостиную, Аннет уже курила на диване между двух застекленных дверей. Она сидела, положив ногу на ногу, откинув назад прямую спину и прикрыв голубые глаза. На ней было черное платье с низким декольте, пухлые красные губы выпускали серо-синий сигаретный дым, каштановые волосы подхватывала лента, туфли с очень высокими каблуками открывали подъем стопы, обтянутый тончайшим чулком. Такая женщина украсила бы любую комнату! Держа разорванное письмо в руке, глубоко погруженной в карман смокинга, Сомс сказал:

– Закрою окно, чтобы не проникала влага.

Он затворил раму и остановился, глядя на картину Дэвида Кокса, висевшую на кремовой стене. О чем Аннет думала? Никогда Сомс не понимал женщин. Только Флер, и ту не всегда. Его сердце стучало учащенно, но если вообще нужно было это делать, то сейчас настал подходящий момент. Отвернувшись от Дэвида Кокса, он вынул из кармана письмо:

– Вот что я получил.

Аннет посмотрела на него: ее глаза расширились, взгляд сделался твердым.

– Оно порвано, но прочесть можно, – сказал Сомс и, передав ей письмо, отвернулся к своему Дэвиду Коксу.

Это был морской пейзаж, удачный по колориту, но не передающий движения. «Интересно, что сейчас делает тот тип? Я еще удивлю его!» – подумал Сомс, краем глаза наблюдая за тем, как Аннет читает: рука твердо держит листок, глаза под накрашенными ресницами бегают из стороны в сторону, подведенные брови нахмурены. Опустив письмо, она чуть содрогнулась и с улыбкой сказала:

– Гр-р-рязь!

– Совершенно согласен, – сказал Сомс, – такие письма унизительны. Это правда?

Аннет прикусила красную нижнюю губу.

– А если и правда?

До чего дерзко она держится!

– Это все, что ты можешь мне сказать?

– Нет.

– Ну так говори.

– А какой толк?

Ледяным тоном Сомс произнес:

– Так, значит, ты признаешь?

– Ничего я не признаю. А с твоей стороны глупо спрашивать. Такой мужчина, как ты, вопросов задавать не должен. Это опасно.

Сомс сделал круг по комнате, чтобы обуздать закипающий гнев.

– Помнишь ли ты, – произнес он, остановившись перед Аннет, – кем ты была, когда я на тебе женился? Ты вела счета в ресторане!

– А помнишь ли ты, что я была больше чем вдвое тебя моложе?

Прервав поединок тяжелых взглядов, Сомс первым отвел глаза и вернулся к Дэвиду Коксу.

– Перекидываться с тобой словами я не намерен. Я просто требую, чтобы ты прекратила эту… дружбу. Меня беспокоят ее последствия для Флер – больше ничего.

– Ах! Для Флер!

– Да, – сказал Сомс упрямо. – Она не только моя дочь, но и твоя.

– Как мило, что ты этого не отрицаешь!

– Так ты поступишь, как я говорю?

– Я отказываюсь перед тобой отчитываться.

– Тогда я тебя заставлю.

Аннет улыбнулась.

– Нет, Сомс. Здесь ты бессилен. И лучше не говори того, о чем пожалеешь.

Ярость вздула вены у Сомса на лбу. Он открыл рот, чтобы выплеснуть ее, но не смог. Аннет продолжала:

– Таких писем больше не будет, я тебе обещаю. Этого довольно.