— Поэтому я прошу тебя побыть с ней до родов.
— Конечно, — с готовностью кивнула Мэл.
— Уверен, что целебные источники Яблоневой провинции вам обеим пойдут на пользу.
— Ты просишь меня уехать? Но почему? Я только что вернулась, и мы так мало времени провели вместе.
— Я знаю, сердце мое. И если бы все не было так серьезно, я не посылал бы Феликса туда.
— Ты думаешь о войне? — ужаснулась Мэл.
— Надеюсь, что до нее не дойдет. Герцог поправился твоими стараниями, его сын Франц достаточно силен, чтобы стать опорой отца и надеждой Провинции Иды.
— И ты рассчитываешь на договор с Инаром?
— Если все получится, то нам уже больше никогда не придется беспокоиться о войне с кем бы то ни было.
— Я не хочу покидать тебя, не сейчас, — прошептала она.
— Рея нуждается в поддержке, — мягко напомнил он, и зарылся лицом в ее чудесные, пахнущие медом и детством волосы. Лишь бы она не увидела вины в его глазах, не поняла, что Рея лишь предлог, чтобы оттянуть окончательный крах его семьи.
— Жаль, что я не смогу встретить делегатов из Илларии, мне так хотелось получше познакомиться с избранницей Дэя.
— И откуда ты все знаешь? — пробурчал Александр. — Дэй даже мне рассказал только вчера вечером.
— Ну, у тебя же нет подруги-магички с неограниченным потенциалом, — рассмеялась она в ответ.
— Что я слышу? Иола осваивает новый дар?
— Скорее новые возможности школьного замка. Двадцать лет прошло, как мы начали его восстанавливать, а не знаем о нем и половины.
Александр никогда не любил магию, весь его прошлый опыт в этом деле не приносил ни ему, ни его семье ничего хорошего. Со времен Кровавой королевы — его жестокой матери, наградившей сына родовым проклятием, он с трудом переносил все разговоры об этом. Только встреча с женой, и ее магическая сущность, заставили его если не смириться с возрождением магии в Арвитане, то проявить достаточно толерантности, чтобы ее терпеть.
История с магией принадлежала Мэл, Лазариэлю и его супруге Иоле. Это был их мир, их сущность, их детская игрушка, в которую эти трое вот уже двадцать лет никак не наиграются. Впрочем, у него тоже были свои детские увлечения, в которые он до недавнего времени иногда «игрался». Выходил в море на Хэйзере или охотился на кагуаров в горных лесах, или иногда позволял себе следить за успехами одной маленькой, светловолосой полукровки с глазами матери.
— Возьми с собой Амелию и Воина.
— Зачем? — искренне удивилась королева.
— Так мне будет спокойнее.
— Как скажешь, но я бы хотела оставить Амелию здесь.
— Почему? — на этот раз спросил он и заметил, как тень грусти легла на любимое лицо. — Расскажешь?
— Не сейчас, может позже. Я не хочу думать о плохом, особенно когда до нашего расставания осталось так мало времени.
Потом все вернется: неприятности, заботы, предчувствия, но не сейчас, пусть не сейчас, — прошептала Солнечная королева и поцеловала мужа, прогоняя все свои и его печали. Она хотела украсть у жизни маленький кусочек личного счастья, которое почти затерялось в череде постоянных забот. И он обрадовался подарку, страшась, что эти часы с любимой, обожаемой им женщиной, станут последними, и, надеясь, что в ее чистом, добром и благородном сердце хватит любви, чтобы простить его, когда все откроется. А пока… он просто будет наслаждаться теми стремительно уходящими минутами счастья, что у него еще остались.
Я не шла в дом Агеэра, я туда почти летела, не думая ни о том, как это будет выглядеть, ни что скажу деду. А сказать мне хотелось многое, но больше спросить.
Поверила ли я словам безумца из воспоминаний? Хотела не верить, очень хотела, ведь сколько себя помнила, я знала кто я. Мое имя Клементина Эвириэль Парс — признанная домом Агеэра полукровка, дочь Эвириэля Этинора Парс и Амарис Айгон Агеэра.
Мой отец был полукровкой, а мать дэйвой, они погибли в Кровавых песках в ночь 27 дамайна 701 года от конца Великой Войны. Мой дед — Айгон Агеэра министр внешней защиты Илларии признал за собой право на мою опеку. Я знала, что он никогда не любил меня, считая самым главным позором дочери, но вынужден был мириться с моим существованием, потому что только я, как самая близкая его родственница по крови, могла спасти его драгоценный Дом от полного забвения. А для этого всего то и надо было выйти замуж за подходящего для Дома Агеэра дэйва и передать ему силу второго Дома в ветвях власти.
Но если слова Элмира правда, если я по крови не Агеэра, и дед об этом знал, то получается — он еще хуже, чем я о нем думала. Он просто использовал меня, чтобы никто не узнал, что его драгоценный Дом уже угас, что он последний представитель рода, и что больше никого нет. Многочисленные дядюшки и тетушки, троюродные племянники и племянницы Агеэра не в счет. Дед никогда не позволил бы ни одному из этих бездельников получить силу светоча.
И здесь он воспользовался мной уже как щитом, оградив себя от просителей и стервятников. Конечно, ведь у него была внучка, пусть рожденная полукровкой, но более близкая, чем все остальные вместе взятые.