Самая темная ночь

Надзирательницы пересчитали их дважды, записали результаты на листах бумаги, пришпиленных к планшетам, а потом, вместо того чтобы позволить узницам вернуться в относительное тепло бараков, они принялись смотреть, как женщины дрожат на холодном ветру.

Примерно через час – а может, времени прошло и больше – надзирательницы сделали им знак выстроиться в очередь. Настало время ужина. Заключенные получили по паре ложек недоваренной поленты и крошечные миски с водянистым овощным супом. Полента была прогорклая, вместо овощей в воде плавали какие-то очистки, но этого хватило, чтобы немного утолить голод, терзавший Нину. Утолить ее скорбь было нечем.

Наконец всех отправили спать. Коек оказалось меньше, чем заключенных, и Нина разделила свою с двумя женщинами, а это означало, что ей пришлось придвинуться вплотную к скользкой от сырости кирпичной стене. Ноги стыли от проникавшего сквозь дыру в стекле холодного ночного воздуха. Одна из соседок даже не взглянула на нее – рухнула на койку рядом и сразу уснула, но от нее исходило тепло, и это помогло Нине продержаться до утра и не окоченеть.

Пронзительный свист стал сигналом к подъему, когда было еще темно. Нина едва успела проглотить комок холодной поленты и дойти в строю до зловонной уборной, а уже дали сигнал на построение для переклички.

На этот раз, вместо того чтобы пересчитать всех и заставить целый час простоять на ветру, надзирательница начала выкрикивать номера на немецком. Дюжина женщин вышли вперед, и их куда-то увели под конвоем. Через несколько минут во дворе осталась Нина и еще три десятка женщин.

– Nur die Nullen bleiben übrig, – сказала надзирательница, ни к кому конкретно не обращаясь, и расхохоталась так, будто это была очень смешная шутка.

Ее слова означали: «Остались одни нули», но Нина не находила в этом никакого смысла. Она с недоумением смотрела на надзирательницу, забыв, что надо отвести взгляд, и улыбка на лице немки постепенно превращалась в угрожающий оскал. У этой женщины были толстые светлые косы, уложенные вокруг головы, и красивые черты лица, но все это до ужаса не сочеталось с резким голосом, сочившимся ядом.

– Вы есть еврейки! – рявкнула она на хромом итальянском. – Ничто. Без номер. Все нули.

Затем, окинув враждебным взглядом заключенных, надзирательница снова перешла на немецкий и принялась выплевывать команды с такой скоростью, что Нина не разобрала ни слова. Между тем, заключенные выстроились в шеренгу. Ее возглавила мерзкая надзирательница, замыкающим встал охранник с ружьем наизготовку, и они направились к открытым воротам, через которые проезжал грузовик, накануне доставивший сюда Нину.

Паники вокруг себя она не заметила – женщины не казались напуганными или нервными. Возможно, надзирательница всего лишь дала указания по поводу предстоящей работы, не более того. Девочка из барака тоже была здесь – шагала немного впереди и выглядела вполне спокойной. Вчера она что-то говорила о работе в поле. Это было Нине знакомо.

Они всё шли и шли, километр за километром, почти всегда дорога полого вела в гору. Если эти края и были обитаемы, местные жители прятались за закрытыми дверями деревенских домов и непроницаемыми живыми изгородями. Наконец они свернули на посыпанную гравием дорожку к частным владениям, засыпанную опавшими листьями и сухими ветками. Дорожка привела их к старинному палаццо. Почти все окна в нем были закрыты ставнями, но через парадный вход постоянно сновали люди в военной форме.[61]

Конвоиры отвели заключенных в пустой бальный зал. Меж стен здесь металось эхо, и малейшее движение поднимало облачко пыли. Надзирательница указала на сваленные в кучу ведра. Несколько женщин, похоже, поняли, что от них требуется. Они взяли каждая по ведру и по тряпке, а затем направились к двери в конце зала. Нина, тоже прихватив ведро и тряпку, последовала за ними и очутилась в темном коридоре, который привел их в каморку для мытья посуды. Там женщины по очереди наполнили ведра холодной водой из единственного крана и двинулись обратно. В бальном зале они опустились на колени на расстоянии метра друг от друга и принялись отмывать пол.

Дело это было нелегкое, особенно если учесть, что им не дали мыла, но Нина, благодаря Розе, знала, как нужно оттирать грязные полы. Несколько женщин, однако, понятия не имели, как правильно это делать, или работали слишком медленно и тем самым то и дело навлекали на себя гнев надзирательницы. Одну бедную пожилую женщину она нещадно оттаскала за волосы, потому что та выжимала мокрую тряпку без должного усердия.

Невыносимо было смотреть на это, слушать крики и понимать, что не можешь вмешаться из страха. У Нины сердце кровью обливалось, но она знала, что, если попытается спасти кого-то из этих несчастных, ее изобьют точно так же, а она сомневалась, что сумеет выдержать еще один удар в лицо.