Самая темная ночь

Нина постаралась не думать о судьбе животных, которых здесь перевозили до них.

– Почти ничего не видно, – сказала она, и это была правда – перед глазами мелькали деревья и скалистые склоны. – Судя по солнцу, мы едем на север.

Свое место у дверей она потеряла, когда понадобилось опорожнить мочевой пузырь – Нина кое-как пробралась в конец вагона и обнаружила, что туалетом здесь служит бочка высотой меньше метра. Женщины, стоявшие в тесноте вокруг, отвели глаза, когда она справляла нужду, а некоторые ободряюще улыбнулись ей, едва она закончила.

Они не потеряли человечности. Эти люди знали, как важно сохранить хоть капельку достоинства, которого их пытались лишить.

Ей удалось немного отодвинуться от вонючей бочки, но пожилая женщина уже заняла ее место в углу вагона, а Нина не могла лишить ее этого крошечного свободного пространства и возможности перехватить хоть немного свежего воздуха.

– Вы не знаете, куда нас везут?

Девушку, совсем молодую и хорошенькую, которая задала этот вопрос, Нина раньше не видела – возможно, она была из другого барака, как и та пожилая женщина. В любом случае, в рабочих kommandos Нина ее не встречала.

Она покачала в ответ головой, размышляя, стоит ли представиться. Нужно ли тешить себя политессом или это будет как соль на рану?

– Нет, – сказала Нина, отложив вопрос знакомства до лучших времен. – Но думаю, нас доставят в трудовой лагерь. По крайней мере, ходили такие слухи.

– Я тоже так думаю. В моем лагере в Виченце было много мужчин – солдаты, которые попали в плен в прошлом году. Их родственникам отправили уведомления о том, что они переведены в трудовой лагерь.

– Ну вот, видите, – кивнула Нина, при этом ей показалось, что девушка говорила как-то неуверенно.

– Но те солдаты не были евреями.

– Наверняка, – согласилась Нина. – Однако немцам нужна рабочая сила, а мы с вами обе молодые и здоровые.

– Да. Вот только… – Девушка посмотрела вниз, и Нина проследила за ее взглядом.

Как она не заметила этого раньше? Ее собеседница была беременна. Судя по всему, на последних месяцах – такой живот уже не спрячешь. На хорошеньком личике отразилось отчаяние, а Нина, как ни старалась, не смогла найти слов утешения.

Тогда она просто взяла эту молодую женщину за руку – крепко, как держат ручку ребенка, когда переходят с ним дорогу. И постаралась вспомнить, как нужно молиться.

Глава 27

Поезд ехал без остановок весь день, всю ночь и еще один день, а когда солнце зашло во второй раз, Нина уже не могла думать ни о чем, кроме сводившей с ума жажды. За это время она переместилась к стенке вагона в хаотическом медленном движении, как камень, уносимый ледяным оползнем, и однажды – час назад или, может быть, день? – увидела несколько дрожащих капель воды на дверных болтах. Дыхание запертых женщин сконденсировалось за время пути.

Дистиллированный страх.

Нина слизнула капли с металла, но они не смогли унять пожар в пересохшем горле. Скоро здесь все умрут. Человек может голодать неделями, но без воды не проживет и нескольких дней.

Самые старые и больные больше не могли стоять. Им кое-как освободили место в середине вагона, они сели тесной кучкой на пол и поначалу переговаривались, молились и плакали; их голоса сливались в мучительной жалобной элегии. Но сейчас они умолкли, хор обессилел от жажды и стих. В вагоне никто не разговаривал уже несколько часов.

На утро третьего дня поезд остановился. Двери открылись.

Впереди простиралась голая равнина – невозделанные поля, над которыми то здесь, то там торчали скелеты чахлых деревьев, тянулись до горизонта. В нескольких метрах от железной дороги стоял дом – так близко, что там, наверное, дребезжали стекла, когда мимо проходили поезда. Обитатели дома, судя по всему, давно его покинули, сад разросся и одичал, но посреди двора работал питьевой фонтанчик. И этот плеск воды вдруг показался Нине таким неуместным, почти непристойным, что из ее рта сам собой вырвался хриплый сдавленный смешок.

Один солдат указал на нее пальцем и сделал знак выйти из вагона.

– Wasser, – сказал он.[64]

Неужели тюремщики позволят им набрать воды?

Немцы выбрали еще двух женщин в других вагонах и тоже велели им спуститься. Нина слезла на насыпь и крикнула своим в вагоне:

– Дайте мне чашки, хоть что-нибудь, куда можно налить воды! Я принесу!

Ей протянули несколько жестяных кружек, старую флягу, маленькую кастрюльку – такую, в которых кипятят молоко, – и Нина бросилась к фонтанчику. Наполнила все емкости, приникла ртом к ржавой трубе, но успела сделать всего пару глотков, перед тем как ее оттащил охранник и толкнул в сторону поезда.

Она протянула наполненные емкости женщинам в вагоне, но у нее просили еще. Увидев пустые чашки и отчаяние на лицах, Нина снова подошла к солдату, смиренно опустив голову:

– Mehr, bitte.[65]