Самайнтаун

Из-за этого Джек сразу после морга, кое‐как успокоив бедного патологоанатома, отправился к Наташе, с которой ему вообще‐то следовало бы начать, чтобы выглядеть опрятно. Благо, народу было столько, что никто его не заметил по пути, ни разу не одернул и не сфотографировал. Джек затерялся на фоне таких же оранжевых декораций, придерживая одной рукой треснувшую тыкву, чтобы сразу снять ее на пороге кафе и откинуть в сторону.

– Ох, и где ты умудрился? Совсем новая же была, даже месяца не отходил! Такая круглая, яркая, буквально от сердца ее оторвала. Может, тебе бочку лучше, а? Понадежнее. Или бумажный пакет? Подешевле.

Джек виновато забурчал и забрался на высокий стул возле стойки, за которым Наташа хлопотала не только над вкусной едой, но и над списками того, что обязательно нужно успеть довезти на площадь к началу базара. Там ее кафе в этом году получило свою точку для раздачи бесплатных (и не только) рекламных угощений. Пальцы ныли, сжимая стаканчик с утренним кофе, и Джек гадал, отчего именно: оттого, насколько кофе горячий, или же от мозолей. Впервые Джек орудовал Барбарой так ожесточенно, что оставил на них обоих следы. Она сама до сих пор лежала бесформенной кляксой у его ног, будто бы и вправду всего лишь обычная тень, настолько уставшая, что и неживая.

– Какое лицо мне вырезать? – спросила Наташа, когда закончила со своими делами и приступила к просьбе Джека. – Обычное?

– Нет, – ответил Джек, наблюдая, как она закидывает тыкву из ящика на столешницу и берется за нож. – Я сегодня очень злой, так что мне нужна злая тыква. Сделай ее грозной.

Джек и вправду злился, но злость эта больше не была извращенной и безумной, как тогда в Лавандовом Доме. На сей раз она была ледяной – здравомыслие и логика, которым он пытался подвергнуть все произошедшие за последнее время события, отринув эмоции, даже стыд и чувство вины, которые снедали его за бездействие. Сколько бы, впрочем, Джек не размышлял, он по-прежнему был уверен лишь в двух вещах: Ламмас сильнее него, и он не остановится, пока не добьется своей цели. А вот что это за цель, оставалось вопросом… Самайнтаун для него явно лишь разменная монета.

«Я ведь и дальше буду убивать, ты знаешь. Я буду убивать, пока ты меня не остановишь, Джек. Или пока не отдашь мне Самайнтаун».

– Не помню, ничего не помню, а вот бы помнить хоть что‐нибудь, – стенал Джек, обхватив обеими руками новенькую тыквенную голову с нехарактерными для него сердитыми прорезями. Держалась она на обрубке шеи как влитая и даже не соскочила вниз, когда Джек сгорбился на пьедестале бронзового памятника на Старом кладбище, прямо в ногах Розы, застывшей с фонарем и молотком. Будь она живой, наверняка подсказала бы ответ или помогла советом, что делать в таких случаях, когда у тебя есть враг, но ты не знаешь, почему он им стал.

Может, Джек когда‐то очень давно перешел ему дорогу? Обманул? Подставил? Отбил у него девушку (что, конечно, вряд ли, но мало ли)? Сжег его деревню, когда в очередной раз разозлился? Это определенно должно быть связано с тем, что Джек забыл, и с их совместным прошлым, которое, очевидно, у них было, ведь недаром Ламмас назвался так и владеет тем же, что и он. Они оба словно воплощение праздников давно забытого, канувшего в лету Колеса… Как это может быть? Почему Ламмас просто не скажет ему, чего хочет на самом деле?!

Найти бы и вправду свою голову… Вернуть бы воспоминания и узнать, что именно Джек когда‐то натворил… Что Ламмасу нужно? Отмщение? Слава? Действительно город? Или, может быть…

«Свеча должна гореть, Джек. Пусть всегда горит, как звезды».

Нет, не может быть. Он о ней не знает. Никто не знает, кроме них двоих.

Он задрал тыкву к Розе. Мелкий моросящий дождь заставлял ту плакать. Хотелось прикоснуться, стереть капли рукавом и накрыть Розу своей тенью, как зонтом, но Джек только спрятал в карманы руки. Бронза, черненная на складках платья и ажурных рукавах, в солнечную погоду казалась рыжей, а сейчас, в пасмурную, словно превращалась в серебро. От статуи, особенно на уровне груди, исходил мертвецкий холод.

– Если он вдруг хочет заполучить свечу и затушить ее… Не знаю, зачем, не знаю, почему… У него ничего не выйдет. Мы с тобой никому не отдадим ее, ведь так? – прошептал Джек, взирая на Розу снизу вверх. – И Самайнтаун тоже. Я обязательно справлюсь. Я буду продолжать стараться.

– Господин Джек!

Стоило Джеку оставить мемориал Розы, возложив на него по традиции букет безвременников, купленный в цветочной лавке Титы и заботливо переплетенный ею же лиловой лентой, как к нему впервые за много лет подошли с прошениями. Точнее, подбежали, причем друг за другом, едва Джек пересек Старое кладбище с вязовым лесом и вышел с другой его стороны, через южные ограждения. Тогда Джек как никогда ясно осознал: ему некого попросить о помощи, потому что все всегда просят помощи у него.