– Прошу, господин Джек, накажите того, кто убил мою сестренку! – воскликнул мальчик лет восьми с рюкзаком за плечами, явно сбежавший из школы, чтобы отыскать Джека. – Хейзел хорошая была, она всегда бесплатно водила меня и моих друзей на аттракционы… Я очень скучаю по сестренке. Я хочу, чтобы человек, который сделал это с ней, страдал.
– Господин Джек, – обратился к нему лысоватый мужчина в рабочей одежде с нашивкой, в которой Джек тут же узнал тыквенные фермы на западной черте города. – У нас октябрьский урожай сгнил, цветы изнутри пожрали мякоть, хуже червей! Это с убийствами связано, да? Слышал, цветами и фермы Нильсона покрылись. Помогите, пожалуйста, а то мы так работу потеряем…
– Господин Джек, – подоспела беременная женщина с кожей зеленой, точно огурец, местами покрытая чешуей и в гороховом платье. – В городе стало просто немыслимо, немыслимо опасно! Как рожать в таком мире? Сделайте с этим что‐нибудь! В полиции одни медведи безмозглые, все готовятся к Призрачному базару, будто их это не касается, да и вы тут, вижу, тоже прохлаждаетесь. Все что, с ума посходили? Нынче даже в магазин за молоком выйти страшно! Я буду жаловаться мэру!
Недовольные и напуганные, раздраженные и загнанные в тупик, просящие за себя или за других. Джек всегда вырезал угрозы Самайнтауну на корню: изгонял тех, в чьих внутренних шкафах находил грязь и пыль, и вмешивался в любой конфликт, едва тот зарождался. Ламмас же был угрозой иного уровня. Это тебе не какой‐то разбушевавшийся вампир, которого нужно приструнить, и даже не стая воронов, развязавших межклановую войну с лисицами, как случилось двадцать лет назад. Однажды Джеку пришлось разбираться даже с ведьмой, которая в приступах лунатизма умудрилась проклясть минимум сотню человек, и приносить принцам ада жертвенного козла, когда один офисный служащий, возомнивший себя чернокнижником, нечаянно открыл в городской библиотеке
– Твоя сестра обрела покой, – сказал он мальчику, накрыв ладонью его затылок. – Но того, кто сделал с ней это, покой не ждет, я обещаю.
– Даже если один урожай пропал, фермы смогут оправиться. У меня есть подруга, которая разбирается в этом. Обещаю, вы не потеряете работу, – сказал он мужчине в рабочем костюме.
– Может, потерпите немного с родами, а? То есть, я хотел сказать, вашему ребенку ничего не грозит, это точно. Убивают только взрослых. Ой, нет, я не это имел в виду…
Иногда разговаривать с горожанами было трудно, и та ругающаяся женщина с круглым пузом не только взвинтила Джека и заразила его таким же боевым настроем, но и подкинула дельную мысль, пока грозила ему пальцем. Учитывая, что сейчас был самый разгар туристического сезона, а до Призрачного базара оставались считанные часы, у Джека было не так уж много вариантов. Он решил начать с самого очевидного и в то же время с самого трудного.
Он решил начать с предателя Винсента Белла.
– Как ты меня назвал?! – воскликнул тот, вскочив с кресла после тирады Джека. Брошенная им чашка с фарфоровым блюдцем зазвенела, покатившись по полу гостиной особняка, и Джек невольно подумал, что Доротея, спящая в соседней комнате, после такого шума наверняка проснется.
– Ты все слышал, – сухо отозвался он, деловито поправив свои подтяжки и выпрямив спину, чтобы немного прибавить в росте. – Это неприличное слово. Я не стану повторять его дважды.
– Ты смеешь обвинять меня в измене Самайнтауну? Думаешь, это с моей подачи моих собственных жителей режут на куски? Я мэр! – вскричал Винсент, швыряя на столик между ними газету с известием об очередном совершенном убийстве, которое Джека уже даже не удивило. Ламмас прилежно исполнял свое обещание – топил город в цветах и крови. – Я забочусь о Самайнтауне так же, как ты или Ральф, который с дежурств не вылазит, чтобы во всем разобраться. А ты приходишь сюда после того, как снова ничего полезного не сделал, и швыряешься беспочвенными обвинениями! Еще требуешь и Призрачный базар с Днем Города отменить, когда и то и другое уже на носу.
– Да, требую, потому что это риск! Хватит думать о наживе и потерянных деньгах. Думать сейчас нужно о жизнях! Хотя точно ли в корысти дело? Сначала я решил, будто ты на деньги Ламмаса позарился, – никак не пойму, откуда у него их столько, – но теперь, после всего, мне кажется, что дело в другом. Ты сделку с ним заключил, не так ли? Когда в город его призвал. Небось теперь повязан не только словами, но и чем‐нибудь покрепче…
– Что ты несешь! Ламмас – мой почетный гость, и даже если ты не ошибаешься на его счет, это вовсе не значит, что я кого‐то там призывал и давал согласие на разрушение моего города!