Самайнтаун

В зеркале заднего вида насмешливо блеснули клыки и бледно-оранжевые глаза.

– Поговорим об этом, когда тоже будешь блевать кровавыми розочками и не знать, что еще делать, кроме как плакать и молиться.

Звучало резонно. Рассматривая улицы и прохожих, Лора видела воочию, на что способен Ламмас, и отчаяние, им порожденное: по тротуарам брели не только радостные, наивные, ничего не подозревающие дети с плетеными корзинками для сластей в костюмах плюшевых мишек и принцесс, но и люди ссутулившиеся, болезненные, со впалыми щеками и платками в рукавах на тот случай, если снова нападет кашель. Издали их кровь, смешанную с цветочными лепестками, можно было спутать с яркой вышивкой на ткани. Следом, будто подгоняя и следя, чтобы жители никуда ненароком не свернули, шагали подчиненные Ламмасу трупы. И все как один в самых примитивных костюмах привидений – белых простынях с прорезями для глаз, которые хорошо скрывали их опухшие лица, покрытые иссиня-лиловыми пятнами. Лора узнала их лишь по раскачивающейся походке и тому, как много однотипных костюмов наводнили улицы – и каждый «призрак» шел рядом с какой‐нибудь семейкой или небольшим столпотворением. Они напоминали пастухов, сопровождающих овец, и Лоре сделалось не по себе, когда один из них уставился на их машину в упор. В руках у него, высунувшись из-под простыни, болталась соломенная кукла с пестрыми лентами, вплетенными в юбку из фуража. Лора насчитала еще с десяток таких кукол на деревьях только на одной улице, пока они проехали, и еще двадцать, когда Франц наконец‐то припарковался в плотном ряду машин в начале Рябиновой улицы. Эти проклятые соломенные куклы были повсюду, как и жители Самайнтауна – точно такие же куклы для Ламмаса.

День города, однако, проходил так же, как и во все предыдущие года, а может, даже наряднее и пышнее. Ничего на городской площади, круглой, как монета, и разрезанной поперек рекой, больше не напоминало о кошмарах Призрачного базара: вместо шатров – скамьи и лавки, вместо амулетов и проклятых вещиц на них – съестные угощения. Традиционный хлебный пудинг, яблочная пастила, оладьи, кукуруза-гриль, сосиски в тесте… Узнать места, где прежде чавкали под сапогами лужи из цветов и крови или лежали мертвые тела, можно было лишь по грязным трещинам в асфальте меж брусчаткой, слишком темным для светло-синего камня. Целая очередь выстроилась к чану со смородиновым пуншем, такому большому и глубокому, что в нем можно было утопиться вчетвером. На поверхности вместе с палочками корицы и лавровыми листами плавали мятые засахаренные яблочки, и любой желающий мог наклониться, держа руки за спиной, и попробовать выловить их зубами. Нимфы-лампады с челюстями, как у гончих, справлялись с этим просто на ура! Некоторые из них, голубокожих, раздавали «Ихор» на пробу в рюмках из-за соседнего стола. Проезжая мимо, Лора впервые увидела воочию, как его готовят: одна из нимф надрезала вены вдоль и сливала кровь, как золото, в кастрюлю к водке, лакрице, морской соли и росянке. Едва первая капля успевала соединиться с дымящейся настоянной водой, как тут же приобретала такой же солнечный искристый цвет. Сладостью «Ихора» тянуло аж через всю площадь, и точно так же к ее источнику стягивались горожане.

Франц шел через площадь быстро, но Лора ехала еще шустрее – как всегда, впереди него, давя ругающимся прохожим ноги и рассекая толпу, как топор волну. Они вместе миновали круг из шестов с насаженными черепами животных, между которыми желающие протягивали и туго завязывали красные нити на долгую жизнь, а затем обошли невысокий помост, где ифриты – красные и горящие, как само пламя, джинны – жонглировали живым огнем, заставляли его танцевать и принимать различные формы. Всюду гремели полупустые дубовые бочки, откуда в железные кружки и бумажные стаканы разливали имбирный эль, и толпы ряженых, в глупых костюмах, с глупыми же лицами, скакали по всей площади, таская бесплатные угощения с общих городских столов, будто прошлое их ничему не научило. Впрочем, в этот раз никто для них не готовил – жители сами несли накрытые фольгой блюда из дома, ибо существовало негласное правило: в День города, чтобы есть, ты сначала должен накормить.