Самайнтаун

Но, вопреки ожиданиям и потаенным страхам Джека, всегда готовому к разочарованиям, это между ними случилось не единожды и даже не дюжину раз, а повторялось почти каждую ночь на протяжении многих лет. Роза в его объятиях, полный смеха и свежего хлеба дом, город, растущий день ото дня, как тыквы и кукуруза росли на их полях – единственный, кроме ядовитых цветов, урожай, на какой была пригодна почва Самайнтауна. Это было самое счастливое время в жизни Джека.

Но все рано или поздно заканчивается – и счастье в том числе. Джек, будучи Джеком, не мог познать те же беды и невзгоды, что познавали другие люди и его прелестный розовый цветок. Потому, когда тот увядал, он мог лишь наблюдать. Проклинать дни, что пронеслись перед ними слишком быстро, и слушать, как проклинают теперь его самого.

– Ну же, верни ее! – рыдала Доротея на подушке, что еще хранила запах лимонного тоника и ромашки, чай с которой Джек заваривал накануне. Он будто и вправду верил, что это поможет, коль не справляются микстуры лучших врачей и молитвы, с которыми уже повзрослевшая, сама обзаведшаяся морщинами До расставляла по комнате Розы черные свечи.

С травинками амброзии и зверобоя, они коптили, и их треск напоминал злорадное шипение. Все прочие свечи, голубые, Доротея вынесла за пределы дома, в том числе ту завитую, Первую, в стеклянном фонаре, словно это она принесла в их семью несчастья, хоть и стояла там еще до ее рождения. Под постелью Розы, тело которой унесли всего несколько часов назад, лежала перевернутая спиритическая доска, плетенные тканевые куклы, ритуальные ножи… Чтобы спасти мать от чахотки, Доротея перепробовала все, что не рискнул или не додумался испытать Джек. Хотя он обращался ко всякому, и даже больше. Проводил возле ее постели недели и долгие месяцы, все то время, что она болела, то выкарабкиваясь на свет, то скатываясь обратно в пропасть. В последний раз Джек почти поверил, что заговор ведьм работает и Розе стало лучше, она смогла сама спуститься к качелям на задний двор, взяла его за руку и улыбнулась.

Но уже на следующий день умерла.

– Сделай с ней то же, что с тобой сделали! – продолжала кричать Доротея, обнимая подушку, как не успела обнять мать, прибыв из города с каким‐то болезненно бледным медиумом, будто тоже чахоточным, слишком поздно. – Заставь ее вернуться! Поделись с ней своим даром! Мы ведь оба знаем, что ты не человек, не призрак и не какой‐нибудь вампир. Ты, будь проклят, божество!

– Это не так, До… Я не божество, – возразил Джек тихо. Когда Роза навечно замолчала, ему тоже расхотелось говорить. Он бы с радостью залез в тот гроб, который уже сколотили для нее, если бы там хватило места для двоих. – Я могу сделать не больше, чем ты. Жизнь и смерть… Они не в моей власти. Я могу их ощущать, но это совсем другое…

– Тогда убирайся прочь! – выкрикнула Доротея, и Джек даже не стал уворачиваться, когда брошенная ею доска ударила его по тыкве. Та упала с плеч, покатилась к порогу, стуча и покрываясь вмятинами. – Пустозвон! Как ты мог любить ее и ничего не сделать, не придумать? Лжец, лжец! Поди прочь! Не желаю видеть тебя!

И Джек ушел. Конечно, не навсегда и даже не очень‐то надолго, а лишь на день, пока До не успокоилась и гнев, сочащийся из ее раны, точно гной, не испустился на него до последней капли. Джек и вправду был виновен. Он давал им обеим столько клятв, но самую важную не выполнил – не позаботился как должно, не уберег. Ни от свирепой демонической бури, которая Розу, промочив в огороде до нитки, подкосила; ни от заразы, привезенной новыми жильцами Самайнтауна, которая просочилась в ослабленное тело раньше, чем Чувство Джека смогло ее заметить. Но что еще хуже, так это то, что Роза ушла на другую сторону посреди безмолвной ночи, и была она одна, потому что Джек сидел на кухне и сушил чайные травы для нее. Он почувствовал ее уход уже в тот миг, когда тот совершился, и травы, брошенные, раскрошенные в кулаке, так и остались валяться где‐то на полу.

На самом деле Джек не собирался бросать Доротею, их дом или Самайнтаун. Он собирался жить здесь вечно, до тех пор пока не истлеет сам, если это все‐таки случится рано или поздно. Со временем все его сожаления забылись, кроме одного – он так и не сделал ни одной фотографии Розы на память. Поэтому ему приходилось вспоминать о ней каждый день и приходить к ее бронзовой статуе, чтобы не забыть, как она выглядит.

И чтобы попросить прощения за то, что он все‐таки сделал это.

«Роза Белл – основательница Самайнтауна».